— Может, куда-нибудь уехал?
— Куда он мог уехать? — хмуро спросил Потапчук. — Вон
поленница дров свежая лежит.
Он тоже наклонился и посмотрел в окно. Все по-прежнему было
тихо.
И вдруг Потапчук отпрянул от окна, словно увидел нечто
страшное. Он сделал это так внезапно и так быстро, что не рассчитал движения,
наткнулся на какой-то куст и, оступившись, упал. Дронго бросился его поднимать.
— Что вы там увидели? — спросил он напарника удивленно.
«Ликвидатора» обычно трудно испугать, такие люди не боятся трупов и чужой
крови.
— Просто оступился, — смущенно сказал Потапчук, — почудилось
что-то. Я покойников обычно чувствую. Вот и сейчас что-то похожее привиделось.
— Надеюсь, ваше предчувствие вас обмануло, — пробормотал
Дронго.
Он подошел к окну, снова наклонился, вглядываясь в комнату.
Но отсюда трудно было различить, что находится внутри. Дронго поманил Потапчука
за собой и подошел к двери. Пошарил под ковриком у входа, но ключа не нашел.
Видимо, уходя, Лозинский взял его с собой. Это немного успокаивало. Хотя, с
другой стороны, сам Лозинский должен был оставить ключ. А вот чужой человек мог
забросить его в кусты. Разбежавшись, Дронго бросился на дверь, навалился на нее
своим тяжелым телом.
Замок не выдержал натиска, в нем что-то треснуло, и дверь
открылась.
Дронго осторожно вошел внутрь. На полу гостиной лежал
человек. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — умер он совсем недавно.
Тело еще не остыло.
Руки скручены за спиной проволокой, на них виднелись следы
порезов.
Дронго знал, от чего бывают такие раны. Человека сначала
связывают, затем начинают пытать, от мучительной боли он дергает руками,
пытаясь освободиться, проволока все туже впивается в тело, разрывая кожу.
Рядом тяжело дышал Потапчук.
Дронго осторожно достал из кармана носовой платок и повернул
человека на спину. Лицо напоминало один сплошной синяк. Видимо, перед смертью
его долго пытали. Или истязали. На теле тоже проступали следы побоев.
— Это Лозинский, — тихо произнес за его спиной Потапчук, —
они и его убрали.
Глава 11
На следующий день Алексеев позвонил Владимиру Владимировичу.
— Доброе утро, — поздоровался он вежливо, — кто со мной
говорит?
— Мой телефон обычно никто не знает, — весело сообщил старый
разведчик, — но раз вы звоните в половине десятого утра и так вежливо
обращаетесь, вы наверняка товарищ, как раньше говорили, «из компетентных
органов»? Угадал?
— Да, — засмеялся Алексеев, — вы всегда так угадываете? Или
только в случае со мной?
— Специально берегу для цирка, — снова пошутил Владимир
Владимирович и уже серьезнее добавил:
— Конечно, я вас вычислил. Был уверен, что мне позвонят. Так
зачем же строить из себя дурачка? По-моему, все правильно.
— Можно мне к вам приехать? — спросил Алексеев.
— Нет уж, увольте. Я же сейчас один, соседи могут обратить
внимание, что ко мне стали ходить молодые люди. Не стоит будоражить их и без
того не очень устойчивую психику. Лучше я сам к вам приеду.
Алексеев назвал адрес и попытался объяснить, как лучше
проехать, но тут же услышал веселый смех старика.
— Я проработал в КГБ полвека и как-нибудь сумею найти и
здание, где вы сидите, и ваше бюро пропусков. Мне действительно удобнее самому
к вам приехать.
Только, если можно, к концу дня.
Ровно в пять в кабинет к Алексееву вошел пожилой человек с
упругой, почти молодой походкой. Несмотря на возраст, держался он молодцом,
очки надевал, только когда необходимо было что-либо прочесть. И рукопожатие
оставалось достаточно крепким. Единственное, что его выдавало, — это палка, на
которую он опирался при ходьбе.
— Владимир Владимирович, — представился вошедший.
Алексеев пожал протянутую руку.
— Много о вас слышал, — признался он. — Говорят, ваш портрет
висит в Ясеневе среди портретов других Героев Советского Союза. Вы живая
легенда советской разведки.
— Это уже история, — махнул рукой Владимир Владимирович,
усаживаясь напротив полковника, — кому сейчас интересно, кто там успел
отличиться в уже не существующей разведке ушедшего в небытие государства. Но
вам все равно спасибо.
Вы сказали: «живая легенда советской разведки». Обычно
добавляют слово «бывшей», которое лично меня очень обижает. «Бывшими» бывают
секретари обкомов или райкомов, а разведки — нет. Даже английская разведка
времен Елизаветы или российская разведка времен последнего царя — это никак не
«бывшие». Это самая настоящая история разведки в своем развитии.
— Согласен, — рассмеялся Алексеев, — но я пригласил вас по
более прозаическому делу.
— Я даже знаю, по какому, — улыбнулся Владимир Владимирович.
— Вчера я имел неосторожность несколько более подробно расспрашивать своих
бывших коллег про одно дело, что, очевидно, и вызвало ваш повышенный интерес.
— Вы опасный человек, — снова улыбнулся Алексеев, — мне
кажется, вы заранее догадываетесь обо всем, что я могу спросить.
— И тем не менее попытайтесь.
— Нас действительно заинтересовали ваши вчерашние звонки.
Хотелось бы услышать, почему именно сейчас вы стали интересоваться событиями
лета девяносто первого года? По-моему, вопрос вполне обоснованный. Вы можете
удовлетворить мое любопытство?
— Постараюсь. Во-первых, меня попросил об этой услуге мой
знакомый. Он начал собирать материалы по группе Савельева. Ведь вас интересует
именно эта группа? Но, к сожалению или к счастью, я не в силах ему помочь. Вот,
собственно, и все.
— И вы не знаете, почему ваш друг интересуется группой
Савельева?
— Даже не спрашивал. Вам ведь известно, что разведчики
никогда не отличаются особым любопытством.
— У нас не получается разговора, — покачал головой Алексеев,
— вы не хотите мне ничего рассказывать.
— А вы ничего не спрашиваете. Вас интересует, почему я
звонил своим бывшим товарищам, я вам объяснил. По-моему, вы задали мне не
совсем тот вопрос. Вас волнует другое: почему именно мой друг начал заниматься
этим расследованием и кто он такой?
— Я знаю, кто он такой, — сказал Алексеев, — это Дронго,
бывший аналитик ООН. У нас есть его досье.
— И только? — усмехнулся Владимир Владимирович. — Если бы в
свое время не разделили КГБ на несколько отдельных ведомств, в том числе
разведку и контрразведку, вы бы имели о нем гораздо больше сведений. Во всяком
случае, в Ясеневе на него досье намного объемнее, чем у вас.
