– Точно. И даже две пары, – заметил Морозини.
– Вы и это уже знаете? Ладно, продолжу. Желая доставить ему удовольствие, вице-королева велела покрыть всю мебель ситцем с цветочным рисунком – магараджа обожает розы! – и сообщила ему об этом. После этого он приехал в Дели на одном из своих «Роллсов», который из осторожности внутри застелил коврами, и вышел оттуда лишь на строго необходимое время. Но это еще не все, что он проделал с хозяйкой дома: он ее самым прямым образом унизил!
– Как? Женщину? Вице-королеву?
– Да! Приглашенный на большой обед, он явился роскошно одетый и буквально усыпанный бриллиантами. Во время обеда леди Уиллингдон долго восхищалась одним бриллиантовым кольцом, которое Альвар носил поверх тонкой шелковой перчатки, призванной уберечь его от нечистых прикосновений. Сняв кольцо, он нехотя протянул его вице-королеве. Оная естественно, надела кольцо на палец – ей было интересно, как оно смотрится на ее руке. Однако у этикета, принятого при дворе этой благородной дамы, есть один мелкий недостаток, общий с правилами хорошего тона, введенными королевой Мэри: если ей у кого-нибудь понравится та или иная вещь, считается... ну, скажем, хорошим тоном ей эту вещь подарить. И Альвар это отлично знал.
– Ну и...
– Чего вы меня торопите? Ничего не скрою, не волнуйтесь. Итак, все ждали, что кольцо станет собственностью хозяйки дома, но магараджа и не подумал дарить перстень. Наоборот, решив, что его бриллианты слишком долго гостят на руках вице-королевы, которая не уставала ими любоваться, он попросил вернуть ему кольцо. Если это, конечно, можно назвать «попросил»! Потом он подозвал слугу, велел тому наполнить чистой водой хрустальный стакан и опустил туда кольцо, чтобы очистить его от чужого прикосновения, потом вытер его скатертью и спокойно надел на палец. Можете себе представить, какие лица стали у вице-королевы и всех присутствовавших при этом англичан?
– Хамство немыслимое, – согласился Альдо, – но ненаказуемое. Мне куда меньше нравится история про повозки с быками...
– Я с вами согласна, но рассказала все это исключительно для того, чтобы отговорить вас ехать в Альвар. С вами там только несчастья и могут приключиться...
Адальбер рассмеялся:
– Только не с ним, дорогая моя! Магараджа обожает Альдо и обращается с ним с невероятной почтительностью...
– Именно это больше всего меня и тревожит! У него пять жен, но кому не известно, что он – педераст? Все его «адъютанты», из которых иным не больше десяти-двенадцати лет, прошли или пройдут через хозяйскую постель: не случайно же он всегда выбирает слуг за красоту! И красоту определенного типа!
Морозини успокаивающим жестом положил ладонь на руку молодой женщины:
– Дорогая моя, я ведь не желторотый птенчик. Мне за сорок, и меня уже не пугает ваш индийский Калигула. Впрочем, мы не собираемся задерживаться у него надолго: почти сразу вместе с Альваром мы отправимся в Капурталу.
– Ну и замечательно! Зачем ехать к Альвару? Если у вас есть с ним какие-то дела, лучше решить их в Капуртале!
– Это невозможно! Я должен передать магарадже купленную им у меня драгоценность. Это непременное условие.
– Что за бред! Верните ему деньги и продайте эту вещь кому-нибудь другому.
– Нет, милая моя! Эта драгоценность – настоящее проклятие, и я был слишком счастлив, когда нашел для нее покупателя. И потом, я дал слово. Так что не мучайте себя понапрасну и верьте: все пройдет хорошо.
– Да и я всегда буду рядом! – с широкой улыбкой заключил Адальбер. – А уж вдвоем-то мы с ним справимся, и не таких повидали...Мэри Уинфилд не ответила. Ее задумчивый взгляд поочередно задержался на лицах обоих мужчин, сидевших рядом с ней, и наконец остановился на лице Морозини.
– И все-таки хотела бы понять... – продолжала она. – Вы ведь сказали, что Лиза была вместе с вами приглашена в Капурталу? Так вот, если допустить, что она приняла бы приглашение, что бы вы сейчас с ней делали? Взяли бы с собой в Альвар?
– Разумеется.
– Надо же! – вздохнула Мэри, взяв у Альдо предложенную ей сигарету. – И какая она умница, что отказалась! Дело в том, дорогой мой, что ваша жена даже не вышла бы из здания вокзала: ее усадили бы в поезд и отправили в Дели, а может, вернули бы в Бомбей.
– Вы, должно быть, шутите? Альвар говорил мне совершенно иное.
– Нисколько не шучу. Ни одна европейская женщина никогда не удостаивалась позволения провести сколько бы то ни было времени у этого милого парня. Так что я повторяю свой вопрос: что бы вы делали в таком случае?..
– Ни к чему и спрашивать! Естественно, уехал бы вместе с ней...
– А ваше дело чести?
– Ох, до чего же вы несносны!.. Вы меня просто измучили своими нападками, но я начинаю радоваться тому, что Лиза но я поехала со мной... а прежде так из-за этого огорчался!
– Что ж, видите, и я вам хоть на что-нибудь да сгодилась. Когда вы уезжаете?
– Завтра вечером. А вы? Может быть, поедем вместе до Джайпура, где у нас пересадка на Альвар, вам оттуда удобней ехать дальше, в Дели?
– Удобно-то удобно, и я бы с удовольствием, но мне надо остаться здесь еще на несколько дней. У меня в этом городе друзья, и, поскольку не каждый день приезжаешь в Индию, я хочу этим воспользоваться...
– Что ж, вполне естественно. Собственно говоря, вице-король ведь наверняка поедет в Капурталу... Так, может быть, увидимся там?
– Каким образом? У вице-королевы и без того слишком много багажа, чтобы она стала обременять себя еще и портретисткой... Нет-нет, увидимся позже, дорогой мой... если вам удастся вырваться живым из когтей тигра.
– За что я вас люблю, дорогая моя, так это за ваш оптимизм! Не хотите напоследок сказать нам что-нибудь более приятное?
Мэри немного подумала, покраснела, потом, глядя князю прямо в глаза, произнесла:
– Берегите себя! Я уже видела, как плачет Лиза. Я не хочу увидеть ее под вдовьим покрывалом. Это ее убьет. Помните об этом!
И, не дав ему времени даже вздохнуть, Мэри Уинфилд переменила тему: как опытная путешественница по стране, она теперь принялась доказывать двум друзьям, что между индийскими поездами и Восточным экспрессом нет ничего общего...
Около полуночи Морозини и Видаль-Пеликорн покинули Бомбей, так его и не увидев. Пожалуй, и времени у них на это было маловато, но главное – не было желания. Этот большой портовый город, сырой, суетливый и удушливый, им не нравился. Может быть, причиной тому были грифы, выполнявшие задачу могильщиков. Альдо и Адальберу показали возвышающиеся над пальмами Башни Безмолвия, башни смерти, где этих отвратительных птиц дважды в день кормили трупами приверженцев Заратустры. Смысл– действа был чудовищно прост: для того чтобы не осквернять Мать-Землю, обнаженные тела раскладывались на покатых концентрических террасах мощных башен, а затем, когда от трупов оставались только кости, сбрасывали останки в центральный колодец... Одного этого было достаточно, чтобы у друзей пропало всякое желание гулять по городу.
