— Пожалуй, — согласился с ней граф, наконец нарушив молчание.
— Вы были очень несчастливы, — продолжила Сиринга. — Но теперь все будет хорошо. Да и как не быть счастливым, вновь оказавшись в доме, в котором вы так долго отсутствовали!
— А если я одинок?
— Разве это возможно? — удивилась Сиринга. — У вас наверняка немало друзей и множество всяких дел.
Граф ничего не ответил, и тогда она сказала:
— Когда я молилась сегодня на ночь, я благодарила Господа за то, что мы встретились. Я поблагодарила Его за то, что вы купили Меркурия и меня.
Граф сделал нетерпеливый жест, и Сиринга заговорила быстрее прежнего, боясь, что он прервет ее:
— Я помню, вы просили меня не вспоминать об этом, но я так боялась, что Меркурия купит какой-нибудь злой человек, который станет дурно обращаться с ним! Думаю, такое могло случиться и со мной. Если бы на торгах за меня заплатил кто-то другой… все могло бы обернуться совсем иначе… я очень этого боялась.
— Но ведь вы не боитесь меня? — спросил граф.
Лицо Сиринги как будто воссияло огнем тысячи свечей.
— Но почему я должна бояться вас? — спросила она в ответ. — Вы ведь мой друг, друг, в котором я так отчаянно нуждалась, друг, которого у меня никогда раньше не было.
— Вы хотели иметь друга?
— Я всегда думала о том, как замечательно иметь друга, того, с кем хочется говорить, с кем можно смеяться, кого можно понимать и кто понимает тебя. — Сиринга вздохнула. — Наша встреча в лесу стала для меня подарком судьбы. Вы были так мудры, вы проявили удивительный такт и понимание. Вы показали мне, насколько неразумно и трусливо я вела себя, и когда вы оставили меня… ничто уже не казалось мне столь мрачным и пугающим, как прежде.
Ее огромные серые глаза с восторгом смотрели на графа. Теперь они показались ему прозрачными, как горный ручей, что, журча, струится по каменистому склону. Они были кристально чисты и открыты, ведь ей нечего было скрывать.
— Что вы знаете о любви, Сиринга? — неожиданно спросил он.
В ответ девушка лишь развела руками.
— Будет правильнее всего сказать, что я ничего о ней не знаю, — бесхитростно призналась она. — Я знаю только, что мои родители крепко любили друг друга. Однажды мама сказала мне: «Никогда, Сиринга, никогда не отдавайся мужчине, если не любишь его». — На лице девушки появилось озадаченное выражение. — Я, правда, не совсем понимаю, что мама имела в виду под словами «не отдавайся мужчине», но мне кажется, она хотела сказать, что не следует выходить замуж за того, кого не любишь всем сердцем.
Граф молчал, и Сиринга заговорила снова:
— Я конечно же и думать не буду о браке, пока не влюблюсь. Возможно, никто меня и спрашивать не станет, но если так случится, то я хотела бы очень сильно любить такого человека.
— А если вы влюбитесь, то, как вы думаете, что вы будете при этом чувствовать? — спросил граф.
Сиринга на мгновение задумалась, а потом застенчиво призналась:
— Я думаю, что человек, которого я полюблю… если он тоже будет любить меня, он поможет мне воспарить до небес, и мы забудем обо всем на свете… и во всем мире мы будем одни, он и я… и наша любовь. — Ее голос оборвался, как будто на нее снизошло озарение. — Так вот почему вы до сих пор холосты? — вновь заговорила она. — Потому что вы так и не нашли ту, кого вы могли любить… вот так… сильно?
— Да, именно поэтому.
— Но ведь, наверное, было немало женщин, которые любили вас, — задумчиво произнесла Сиринга. — Когда мужчина красив, как вы и как Карл Второй… рядом всегда должно быть много прелестных женщин, которые хотят обратить на себя ваше внимание, которые желают заполучить ваше сердце… если, конечно, им это удастся сделать.
— Как вы недавно выразились, — с еле заметной улыбкой произнес граф, — Карл Второй был распутником, вот и я такой же.
— Возможно, это и придает вам привлекательности, — ответила Сиринга. — Думаю, женщинам нравятся мужчины дерзкие, смелые, склонные к авантюрам.
— И вы считаете меня именно таким? — спросил Роттингем.
— Именно таким и даже больше! — воскликнула Сиринга. — Вы умный и очень добрый! Я бы хотела, чтобы только вы были моим другом!
— Вашим другом? — повторил граф.
Возникла новая пауза.
— Мне кажется, я не слишком умна для того, чтобы быть вашим другом, — снова заговорила Сиринга. — Я прекрасно понимаю, что я невежественна и очень мало знаю об окружающем мире. Я прочитала много книг, но ведь в жизни это не главное, верно?
Роттингем опять промолчал, и она продолжила:
— Вы жили такой полной жизнью, бывали в далеких и интересных краях. А я… наверное… я из тех, кого можно легко забыть.
— Обещаю вам, что никогда так не поступлю, — заверил ее граф.
— Правда?
— Честное слово!
— Тогда… может, я все-таки стану вашим другом? — спросила Сиринга.
— И что же, по-вашему, предполагает дружба? — спросил Роттингем, глядя ей прямо в глаза.
— Я не вполне… не вполне уверена, что могу ответить на этот вопрос, — ответила девушка. — Но мне кажется, это означает, что у меня будет тот, кому я могу доверить многое… все… Даже секреты. Друг — это тот, кому не безразлично то, что меня беспокоит, и то, что я чувствую. Тот, с кем я смогу делиться самым сокровенным. И самое главное, это тот, с кем мне не придется скучать. — Секунду подумав, она добавила: — Я думаю, что именно поэтому я испытываю одиночество. С родителями ведь не посмеешься, потому что они старше, мудрее и во многом тебя не понимают. Меркурий… он хотя и замечательный, но ведь с ним тоже не пошутишь.
Граф не смог сдержать улыбки.
— Насколько я понимаю, нам есть что предложить друг другу, — сказал он. — Но знаете, Сиринга, иметь друга — это значит не только давать ему что-то, но и что-то от него получать.
— Знаю, — ответила девушка. — И именно поэтому я хочу, чтобы вы подарили мне свое доверие, позволили помогать вам… если это, разумеется, будет в моих силах. Знаете, я всегда… всегда буду сохранять вам верность. Что бы ни случилось.
— А что, по-вашему, может случиться?
— Не знаю, — отозвалась Сиринга. — Но мне кажется, что… что-то может случиться… то, что будет для вас неожиданностью… то, в чем вы не слишком уверены, и я хочу… быть рядом, чтобы помогать вам.
Сиринга по-прежнему не сводила с него глаз. Их взгляды встретились, и она испытала странное, непривычное чувство. Казалось, будто граф хочет ее о чем-то спросить и в то же время притягивает ее к себе.
Это было сродни тому, как если бы какая-то сила лишала ее власти над собственным телом и чувствами. Ей вдруг стало трудно дышать, губы невольно приоткрылись. Но вслед за этим у нее задрожали руки, и чары моментально рассеялись.
