Я помолчала, увидев понимающий взгляд подруги.
— Исабель никогда столько не болела в детстве, как Хуан, — срывающимся голосом произнесла я, — а Хуана всего лишь в год от роду так энергична, что даже обидно. Почему Господь насылает на нас такие испытания? Мы делали для Хуана все, что могли; слуги отдают ему себя без остатка, а толпа врачей едва не высосала из него всю кровь пиявками и снадобьями. И все равно у него сыпь, сухой кашель и жуткая лихорадка… — Я содрогнулась при воспоминании о многих бессонных ночах у постели сына. — Будто нас за что-то наказывают.
— Перестань, — сказала Беатрис. — Зачем Господу наказывать тебя или твоего сына? Хуан просто слишком нежный. Но он вырастет сильным, вот увидишь.
Я рассеянно кивнула в ответ на приветственные крики, зная, что они на пользу как Хуану, которому редко дозволялось бывать на публике, так и Фернандо, радовавшемуся возможности показать сына своему королевству. Полезно это и яростно боровшемуся за независимость народу Арагона, который требовалось убедить вступить в союз с Кастилией. Но меня не оставляли мысли о таящихся повсюду опасностях, от невидимых камней на дороге, о которые могла споткнуться лошадь, до чумных язв на чьей-либо протянутой руке.
Глубоко вздохнув, я заставила себя переключить внимание на папку. Взяла первую пачку докладов, и внутри у меня все оборвалось. Беатрис, видимо, заметила, как изменилось мое лицо, и усмехнулась:
— Опять от Торквемады? Что на этот раз сообщает наш ворон?
Я едва не рассмеялась. Неисправимая, как всегда, Беатрис за глаза называла так моего главного инквизитора, утверждала, что он, где бы ни оказался, всегда накаркивал беду.
— От кого же еще? — Я скользнула взглядом по первому написанному его плотным почерком абзацу. — Ему нужно больше денег для платы осведомителям. Говорит, что, с тех пор как он учредил наш трибунал в Севилье, арестовано свыше восьмидесяти подозреваемых и еще шестеро осуждены на этой неделе, да смилостивится Пресвятая Дева над их душами.
Я перекрестилась, чувствуя подступившую к горлу тошноту. Хотя и знала, что иного способа нет, что только огонь может спасти тех, кто отказался отречься, — ибо, лишь испытав адские муки на земле, их души могли обрести спасение в раю, — я не могла вынести мысли, что к тонким ароматам города теперь примешивается запах горящей плоти.
— Это, значит, скольких он уже сжег? Двенадцать, тринадцать? — спросила Беатрис, выдергивая болтающуюся нитку из корсажа.
Я не ответила, продолжила читать со все большим изумлением.
— Только послушай! — воскликнула я. — Он сообщает, что ему нужны деньги, поскольку сотни обращенных бегут в королевство Гранада, где мавры обещают им убежище.
Я подняла взгляд:
— Они что, действительно предпочитают жить среди неверных? Но Священный трибунал существует в Андалусии всего полгода; вряд ли количество смертей можно назвать чрезмерным. Торквемада говорит, что массовый исход может повлиять на экономику юга. Торговля быстро сходит на нет по мере того, как обращенные бросают дома и ремесла, зачастую никого не предупреждая.
— И чего он от тебя ждет? — спросила Беатрис. — Не можешь же ты попросить мавров не пускать беженцев к себе в королевство, хотя, держу пари, они обчищают каждого, кто пересекает границу.
Нахмурившись, я отложила доклад:
— Что ж, с этим нужно что-то делать. Подданные должны подчиняться нашим повелениям, а не бежать. Я пошлю Торквемаде денег, а как только мы доберемся до Сарагосы, издам через Фернандо указ, запрещающий без особого разрешения покидать города, где работает инквизиция. Как говорит Фернандо, истинным христианам нечего бояться, ибо им нечего скрывать.
— Конечно, — кивнула Беатрис, обрадованная, что новость отвлекла меня от тревоги за сына.
Я открыла следующий доклад и вскоре с головой ушла в работу, позабыв, как всегда, о прочих заботах. По крайней мере, здесь ничто не было надо мной властно; в делах своего королевства я была высшим судьей после Бога, лишь изредка предаваясь волнениям, которые влекло за собой материнство.
Мы добрались до Сарагосы два дня спустя. Яркое северное небо мерцало подобно серебристому холсту над широкой рекой Эбро, вытянутыми шпилями собора Святого Сальвадора и алебастровыми бастионами дворца Альхаферия, где родилась святая Исабель Португальская, мой предок. Дворец должен был стать нашей официальной резиденцией на время пребывания в городе. Народ Сарагосы встретил нас многодневными празднествами; несколько недель спустя, утомленные чередой мероприятий, в число которых входило возложение цветов покровительнице города, Богоматери из Пилара, мы с Фернандо гордо наблюдали, как кортесы Арагона приносят клятву верности наследнику, нашему сыну.
Мы пробыли в Сарагосе до ноября, затем вернулись в Кастилию, в наш дворец в Медина-дель-Кампо, где собирались остаться на зиму. Здесь я обнаружила, что беременна, как и Беатрис. И в этом же замке одним холодным днем мы получили известие, которому предстояло решить нашу судьбу.
Фернандо дремал у огня, охотничьи собаки спали у его ног, а мы с Исабель вышивали алтарный занавес для местного собора. Я то и дело поглядывала на группу женщин, что занимались неподалеку шитьем; беременная Беатрис вернулась в Сеговию, к Кабрере, и оставила вместо себя нескольких местных дам, в большинстве своем молодых и неопытных, и за ними приходилось постоянно наблюдать, чтобы не ударились по глупости в неподобающее поведение. Меньше всего мне хотелось заниматься устройством поспешных свадеб в награду за распутство. Среди них была дальняя родственница Беатрис, Мария де Бобадилья, — темноволосая красотка с пышными формами и удивительными зелеными глазами. Будучи более искушенной, нежели другие девушки, Мария осознавала цену своих достоинств и уже через несколько дней после приезда начала вызывать интерес у здешних кавалеров. Однако беспокоил меня лишь один мужчина, и я в очередной раз пронзила Марию взглядом василиска, заметив, как она посматривает на моего мужа.
В комнату поспешно вошла Инес в сопровождении юноши в плаще, настолько грязного и пыльного, что его ливрею было почти не разглядеть. Упав передо мной на колени, он достал из-под грязного камзола такой же грязный конверт.
— Срочное известие от маркиза де Кадиса, — хриплым от усталости голосом проговорил гонец. — Город Саара захвачен маврами. Мой сеньор захватил в ответ мавританскую цитадель Альхама-де-Гранада, но ему требуется немедленное подкрепление, чтобы удержать ее и отомстить за падение Саары.
Рядом со мной замерла десятилетняя Исабель, широко раскрыв прекрасные зеленовато-голубые глаза. Фернандо пробудился от дремы и успел уловить последние несколько слов гонца.
— Не может быть, — сказал он. — Саара неприступна, словно монастырь. А в Альхаме — знаменитые горячие источники; это любимое место отдыха халифов вблизи Гранады. Король Абу аль-Хасан Али скорее бросится на собственный меч, чем позволит кому-либо завладеть Альхамой.
— Да, — добавила я, несмотря на отчаянно бьющееся сердце, — и со времен войны с Португалией у нас мирный договор с королем аль-Хасаном. Он никогда бы так вызывающе его не нарушил.
