Она была тогда в Лондоне — тосковала по Лайонелу и злилась оттого, что, на ее взгляд, он задерживался за городом дольше, чем требовалось.
Отпуск дипломата так недолог — уже совсем скоро он вернется в Париж, и один бог знает, когда еще им удастся свидеться! А все оттого, что они скрывают свою помолвку! Но ведь Лайонел уже получил место, на хорошем счету у начальства — ничто не мешает ему объявить, что он обручен!
Да, со свадьбой придется подождать, это Мона понимала. Но к чему это нагромождение лжи? Зачем притворяться, что они с Лайонелом просто друзья, когда на самом деле между ними нечто совсем иное? Однако Лайонел был тверд как алмаз.
— Милая, мне приходится думать о карьере, — снова и снова объяснял он ей. — Ты ведь желаешь мне успеха? Пойми, в начале карьеры один неверный шаг может нанести неизмеримый вред, в сущности, может изуродовать все наше будущее! Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Если и ты меня любишь, что стоит тебе несколько месяцев подождать, зная, что потом мы соединимся навеки? Или ты ревнуешь? Милая, ты же знаешь, для ревности у тебя нет причин.
Нет, к другим женщинам Мона его не ревновала — ревновала к карьере, державшей Лайонела вдали от нее, ко времени, которое они проводили в разлуке, к тем дням и ночам, когда они тосковали друг по другу, к месяцам одиночества, когда она была в Англии, а Лайонел в Париже.
Наконец он вернулся в Лондон — и Мона бросилась туда же, якобы в гости к подруге, на самом деле для того, чтобы как можно больше времени провести с любимым. И что же? На выходные Лайонел поехал домой!
— Ничего не могу поделать, милая, — объяснил он. — Мама устроила прием — «для молодежи», если понимаешь, о чем я. Терпеть этого не могу!
— Толпа красоток — и каждая мечтает стать женой будущего посла? — поддразнила его Мона. Впрочем, для нее эта шутка звучала не слишком весело.
— Собственно говоря, так и есть, — признал Лайонел. — Она пригласила Энн Уэлвин, дочь лорда Элстри. Матушка моя с ума сходит по титулам, а Элстри ищут богатого зятя.
— Тебя они не получат! — заявила Мона.
— Конечно, радость моя, — согласился Лайонел, — но не могу же я об этом сказать напрямик! Придется поехать — и вежливо, но недвусмысленно дать понять, что Энн, может, и всем хороша, но форма ее носа меня решительно не устраивает.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь ее еще не видел!
— Как бы тебе объяснить? — улыбнулся Лайонел. — Неужели действительно не понимаешь, почему меня не интересует ни одна другая женщина?
Мона подняла лицо в ожидании поцелуя.
— Да, объясни… — прошептала она.
Лайонел уехал в Уилтшир в пятницу вечером и обещал вернуться ранним утром в понедельник.
Выходные Мона провела в Лондоне, не зная, куда себя деть. Возвращаться домой было нельзя — тогда пришлось бы изобретать новый предлог для второй поездки.
В воскресенье она прогулялась в парке, пообедала со школьной подругой, а после обеда отправилась на концерт в Альберт-Холл (и концерт оказался на редкость скучным). Вечером легла спать пораньше, думая про себя: «Сейчас засну — а утром уже приедет Лайонел!»
Однако утром понедельника к ней явился не Лайонел, а письмо от него. Он страшно извинялся и сообщал, что не сможет выбраться до вторника. На понедельник его мать запланировала игру в теннис, а вечером танцы. Пожалуйста, писал он, пойми мое положение и помни, что я тебя люблю.
Мона все понимала и все помнила, однако была вне себя от досады. Особенно при мысли о том, что матушка Лайонела наверняка считает троюродную кузину без гроша в кармане совсем неподходящей партией для своего обожаемого сына!
Бесконечный унылый понедельник подходил к вечеру. Мона уже собиралась ужинать — одна, в квартире, оставленной ей уехавшей в Шотландию подругой, — как вдруг зазвонил телефон.
Звонила Джуди Коэн, пышная говорливая еврейка средних лет. Мона познакомилась с ней на каком-то светском мероприятии, а накануне встретила в Альберт-Холле. Джуди объявила, что страшно рада застать ее дома.
— Не хотите ли сегодня со мной поужинать? — спросила она. — Со мной будут двое молодых людей, и мне подумалось, что веселее будет провести вечер вчетвером.
Мона колебалась. Леди Коэн ей не особенно нравилась; к тому же она знала, что Лайонел считает ее вульгарной и фальшивой. Но с другой стороны, почему бы и нет? Ужинать в «Кафе де Пари» в веселой компании уж точно лучше, чем сидеть дома и страдать в одиночестве! Лайонел там веселится, танцует — а ей почему нельзя?
И все же что-то не давало ей решиться.
«Зачем? — думала она. — Не лучше ли пораньше лечь и хорошенько выспаться, чтобы завтра встретить Лайонела бодрой и свежей? Можно приготовить легкий ужин, а потом почитать в постели…»
Но тут она вспомнила, что взяла с собой всего одну книгу и та давно прочитана.
Нечего было почитать — вот что в конечном счете толкнуло Мону тем вечером в компанию Джуди Коэн. Она приняла приглашение и, надев платье, которое никогда не нравилось Лайонелу, отправилась в «Кафе де Пари».
Двое молодых людей оказались именно такими, как она и ожидала, — того сорта, что вечно крутятся рядом с Джуди Коэн. Один — изнеженного вида молодой человек с огромными сапфировыми запонками, которыми он явно очень гордился; второй — румын с синеватой щетиной на подбородке, знающий по-английски всего несколько слов.
Впрочем, плохое знание языка не мешало ему волочиться за всеми встречными дамами. Не обошел он своим вниманием и Мону: еще до первой перемены блюд она ощутила, как он трется коленом о ее колено под столом.
«Кафе де Пари» было полным-полно. Все как обычно: сверкание драгоценностей, сияние белоснежных пластронов, шум голосов и смех, мелодичный, но как будто не слишком радостный, и обычная в дорогих ресторанах музыка — тихая, воркующая, от которой все вокруг кажется нереальным, как во сне.
Посередине вечера в кафе вошел Нед Карсдейл, белокурый молодой баронет, с которым Мона познакомилась три недели назад. Увидев Мону, он поспешил к их столику.
— Как я счастлив снова вас встретить! — проговорил он, сжимая обе ее руки в своих. — Знаете ли, что я перерыл всю телефонную книгу, опросил всех своих знакомых, готов был уже частных детективов нанимать! Где же вы прячетесь?
— В деревне, — ответила Мона.
— Черт возьми, вот это мне не пришло в голову! Ну и дурень же я! Однако выглядите вы совсем не как деревенская девушка!
— За то, как я выгляжу, благодарите моих родителей.
— И их есть за что поблагодарить! — значительно отвечал он. — Послушайте, Мона, я должен снова вас увидеть! Поужинаете со мной завтра вечером?
— Сожалею, но не получится.
— Тогда послезавтра? Или через два дня? Или через три?
Мона покачала головой. Бедняга явно пал жертвой ее чар, но ей нечего было ему пообещать. Каждый час, каждая минута ее времени должна быть свободной — на случай, если освободится Лайонел.
