— Кто я такой, — спросил он, — чтобы не согласиться на это всем сердцем? Пусть этот щедрый денежный дар потратят на основание госпиталя. И он должен быть назван в честь вашей будущей королевы.
Зал снова взорвался аплодисментами. Ксения с удовлетворением отметила, что репортеры что-то лихорадочно строчат в своих блокнотах. Затем, не дожидаясь, пока стихнут аплодисменты, журналисты стали торопливо пробираться к выходу, как будто наперегонки стремились вынести новость на улицы: кто это сделает первым?
Лишь премьер-министр не присоединился к всеобщему ликованию. Он стоял, сузив глаза и угрюмо сжав губы, пока Ксения и король не встали и не направились к выходу.
Затем Ксения услышала, как премьер-министр, шедший за ними, сказал королю:
— Не думаю, сир, что денег хватит на осуществление той грандиозной схемы, какую предложила ее высочество.
— В этом случае, господин премьер, — медленно проговорил король, придавая весомость каждому своему слову, — проекты некоторых новых зданий можно будет частично свернуть, а может быть, дезавуировать за ненадобностью.
Не дожидаясь ответа премьер-министра, король начал спускаться по лестнице. Ксения шла рядом с ним. Когда они вышли из здания и поравнялись с женщинами, державшими плакат, Ксения сделала им знак рукой, желая сказать этим, что они услышаны, что не зря тут стоят и вскоре узнают, что случилось в парламенте.
Карета уже ждала их, но, когда Ксения и король подошли к экипажу, в толпе неожиданно началась потасовка. Несколько человек активно проталкивались вперед с криком и свистом. Стоявшая на их пути женщина с ребенком упала.
Сама женщина не поранилась, но ребенок, которому было лет около четырех, ударился о колесо кареты и повредил ногу.
При первых признаках беспорядка граф Гаспар стал заботливо заталкивать Ксению в экипаж. Она увернулась от его рук и склонилась над мальчиком. Он плакал — на ноге его была кровь.
Ксения подняла ребенка, один из чиновников в королевской свите помог его матери встать.
— Простите, меня кто-то толкнул! — чуть не плача, повторяла и повторяла бедная женщина. — Я не хочу никому причинять неприятностей!
— Позвольте мне взять ребенка, ваше высочество, — сказал Ксении граф Гаспар Хорват.
— Куда вы его денете? — возразила та. — Вы же знаете, в городе нет больницы!
Граф неопределенно посмотрел на мать мальчика.
— Я сама, я сама справлюсь! — суетливо стала уверять своих благородных спасителей несчастная пострадавшая. Ее обуревали многие чувства: страх за ребенка, страх за себя, за них обоих — надо же такому случиться!
Одета женщина была очень скромно, хотя чисто, как и ребенок; но юбка ее была вся в заплатах, а блуза заштопана в полудюжине мест, Ксения это быстро приметила взглядом, можно сказать, профессиональным: она и сама отлично штопала и ставила незаметные со стороны заплатки на потаенных местах одежды, когда приходилось. Мама ее учила: не зазорно латать одежду, а стыдно ходить неряшливой. Ксения гордилась своим рукодельным искусством и сейчас отдала должное женщине — пальцы у той были ловкие.
— Дайте мне ребенка, мэм, — снова сказал граф Гаспар Ксении.
Мальчик все еще плакал, но теперь он прижался головой к груди Ксении, как будто ее объятия его успокаивали.
— Думаю, лучшее, что мы можем сделать, — предложила Ксения, — это забрать ребенка и его мать с собой во дворец. Да-да, именно так, — кивнула она в ответ на вопросительно-недоверчивый взгляд графа. — Там его перевяжут, как полагается, а потом их обоих отправят домой.
Говоря это, она взглянула на короля, опасаясь, что он откажет, но в его глазах теперь уже явственно вспыхивали лучистые искорки.
— Разумеется! — поддержал он невесту. — Я уверен, карета вместит еще нескольких пассажиров!
Граф Гаспар Хорват смотрел на него так, будто король лишился рассудка.
— Да, сир, — только и смог он пробормотать. Но весь его вид выражал внутреннюю растерянность от необычности происходящего. Однако его графское дело при монархе — повиноваться, и с этой задачей он справлялся отменно.
Ксения и король уселись в карету — Ксения все еще держала ребенка у себя на руках. Из раненой ножки мальчика сочилась кровь прямо на ее платье, и король достал свой шелковый носовой платок с вензелем. Сняв перчатки, он аккуратно повязал им ранку.
Мать, ошеломленная и потерявшая дар речи, сидела против Ксении, в то время как мадам Гиюла теперь сидела тесно прижатая к графу Гаспару и с удовольствием бы на это пожаловалась, если бы не боялась сделать это в присутствии короля.
Карета тронулась. Крики и свист затихли, и на обратном пути их встречали лишь приветственными возгласами, без провокаций и иных неожиданностей. Люди на площади во все глаза взирали на Ксению с ребенком на руках — и с еще большим недоумением глазели на простолюдинку, сидящую в королевской карете. Все спрашивали друг друга, что случилось и кто это втерся к королю в экипаж.
Но когда они прибыли во дворец, оказалось, что ошеломляющие вести, если не о случае с ребенком, то, конечно же, о том, что прозвучало сегодня в парламенте, поспели сюда раньше их. И теперь уже не было сомнений в искренности тех приветствий, что слышались за пределами дворцовых позолоченных врат. Ксения не могла махать рукой, обе руки у нее были заняты, она лишь улыбалась и кивала по сторонам, но король махал рукой своему народу сейчас так, как и должен был, когда она только появилась в Мольнаре.
Карета подкатила к крыльцу. Ксения отдала мальчика матери — со словами, обращенными к графу Гаспару:
— Думаю, их следует отвести в комнату для прислуги, чтобы там осмотрели ножку, а потом пускай их хорошенько накормят и дадут еды и, если надо, медикаментов с собой.
— Я возьму это под свой контроль, мэм, — ответил граф Гаспар Хорват, давая понять, что осознает важность возложенной на него миссии. С прямой спиной и серьезным лицом он остался сидеть в карете, которая, отъехав от парадного, свернула к черному входу. Мадам Гиюла поехала с ними.
Поднимаясь по ступенькам дворцовой лестницы, Ксения озабоченно посмотрела на пятна крови на своем платье. Король перехватил ее взгляд:
— О, не печалься! Да, платья жаль — оно тебе очень идет, но оно прославится!
— Это как?
— Очень просто. Это платье мы выставим на всеобщее обозрение за стеклянной витриной и сопроводим сию политическую экспозицию надписью: «Первый акт неповиновения Калолию!»
Ксения засмеялась.
— Я заметила, премьер-министр метал громы и молнии! Мне казалось, парочка вот-вот попадет прямо в меня! — и с легкой усталостью она вздохнула, переходя от смеха к серьезности.
— Ничего, ему придется принять то, что случилось, — уверенно проговорил король. — Сегодня новость разлетится по всему Мольнару, это уж точно, а завтра — в крайнем случае послезавтра — по всей Лютении, какие бы громы и молнии он ни метал.
