— Ну что ж, видимо, придется примириться с этим, — не растерявшись, ответила Розамунда.
Ей уже приходилось вносить гармонию в хаос, примирять более вспыльчивых людей, чем Гриффин. Что же касается его, то он, если вдуматься, все еще мальчишка, прячущийся под маской взрослого мужчины.
Да-да, большой, сильный, очаровательный, здоровенный мальчишка.
Она вздохнула. В этот миг ей даже стало жаль, что она не согласилась выйти замуж побыстрее.
Но поступить иначе было невозможно. Прояви она слабость и уступчивость, и тогда он помыкал бы ею и между ними никогда не возникло бы такого понимания, как сегодня, во время их короткой прогулки. Ключом к этому чудовищу была она сама: следовало оставаться твердой и неуступчивой, даже когда он сердился и выходил из себя, особенно в эти моменты.
Собравшись с духом, она задала давно мучивший ее вопрос:
— Почему за все эти годы вы ни разу не приезжали ко мне?
— По многим причинам, — помолчав, признался он. — Но ни одна из них никак не связана с вами.
Розамунда задумалась. Какой неожиданный ответ! Был ли он лестным для ее самолюбия или оскорбительным? Она никак не могла понять. Последние дни, исполненные тайной радости, внесли смятение в ее душу, и сейчас она была не в состоянии решить столь важный для нее вопрос. Лучше всего было отложить все непонятное, все недоумения на потом, когда она успокоится и хладнокровно во всем разберется.
Розамунда искоса посмотрела на него. Лицо Гриффина не выражало ровным счетом ничего: он словно ушел в себя, спрятался в раковину, откуда его было очень трудно извлечь.
Увидев эту отстраненную холодную маску, она поняла: сейчас от него все равно ничего не добьешься.
— Хорошо, не будем ворошить прошлое. Теперь вы в Лондоне, и скоро начало светского сезона. Будем наслаждаться. — И поспешно добавила, не позволяя ему возразить: — Да-да, наслаждаться, милорд.
В его глазах опять заплясали веселые огоньки.
— Ах да. Припоминаю кое-какие пункты из нашего соглашения, которые действительно сулят наслаждение.
Она шумно вздохнула: что он имел в виду?
Заметив ее растерянность, он еле заметно улыбнулся.
— Сегодня вечером и начнем.
От низкого мужественного тембра его голоса, от горячего дыхания, опалившего лицо, мурашки забегали по спине Розамунды. Что же он имел в виду? От взметнувшихся в ее голове предположений и догадок ей стало жарко. Сердце забилось гулко и быстро. Краска залила лицо, кожа на груди тоже предательски покраснела.
По-видимому, он имел в виду близкие, интимные отношения.
Не следует ли ей признаться, что она с нетерпением ждет начала? Пожалуй, нет, не стоит быть столь откровенной. Что-то внутри ее подсказывало: надо оказать сопротивление, чтобы пробудить в нем еще большую чувственность.
— А-а! — протянула она. — Но вы до сих пор не сделали ничего, чтобы завоевать эту награду.
Гриффин тут же возразил:
— Если вы полагаете, что целой недели общения с вашим милым кузеном и моим новым камердинером недостаточно, чтобы завоевать вашу благосклонность, то в таком случае позвольте заметить, что сегодня я уже битый час танцую перед вами на задних лапках. Более того, я с вами прогуливаюсь! Разве этого мало?
Его раздражение развеселило Розамунду.
— Что верно, то верно. — Она лукаво поглядела на него, кокетливо склонив голову. — Но по-моему, это не входило в условия нашего соглашения. Я хорошо помню, какие именно развлечения были оговорены в том перечне, но среди них... ах?!
Гриффин, схватив ее за руку, потянул куда-то в сторону.
Он едва ли не сдернул ее с аллеи и повлек за дерево, так чтобы их не было видно гуляющим по дорожкам сквера. Не говоря ни слова, он выхватил из ее руки зонтик и отбросил прочь.
— Ой! Этот зонтик обошелся мне в двадцать гиней.
— Я куплю вам новый.
Прислонив ее спиной к дереву и склонившись над ней, он совершенно серьезно произнес:
— Если вы не хотите, чтобы я поцеловал вас здесь, на виду у всех, тогда скорее признавайтесь, что согласны назначить мне свидание ночью в вашем доме.
— О, да ведь это насилие! — воскликнула Розамунда, хотя очень обрадовалась. — Я отказываюсь подчиняться столь неприличному предложению.
Она отвернулась от него с притворным видом девы-мученицы, которая скорее готова взойти на костер, чем лишиться своей девственности.
Пролетело мгновение, другое; он молчал. Ее поощряющий намек, как и сама поза, не лишенная соблазна, не подтолкнули его к дальнейшему объяснению. Розамунда вздохнула.
— Сэр, по-моему, вы должны с большим уважением относиться к своей будущей жене.
— Но я и так отношусь к вам с большим уважением.
Его дыхание стало взволнованным и прерывистым.
Замерев, она закрыла глаза, чуть приподняла голову и стала ждать — может, он все-таки поцелует ее.
Ее поведение было неслыханным. Они были на людях, хотя маловероятно, что кто-то мог заметить их за деревьями. Наплевав на осторожность, она больше всего хотела, чтобы в этот миг он исполнил свою угрозу.
Вдруг послышались голоса. Совсем близко. Какой бы смелой ни была Розамунда, страх овладел ею.
— Ах, кто-то сюда идет. Отпустите меня.
— Не отпущу до тех пор, пока не согласитесь на свидание.
— Да-да, я согласна! Только отпустите меня.
Он отступил на шаг, и вовремя. Рядом с ними пробежали двое мальчиков, которые катили перед собой игрушку — деревянное колесо.
Расслабившись, Розамунда прислонилась к дереву, голова у нее приятно кружилась от возбуждения, от ощущения его близости. Ей опять стало весело.
Гриффин подал зонтик, подняв его с земли. В его серых глазах плясали дьявольские огоньки.
— Где? И во сколько? — тихо спросил он.
Глава 10
— Дирлав, мне нужна ваша помощь.
Раньше трудно было себе представить, что он может произнести нечто подобное.
На самом деле Гриффин не переставал удивляться тому, как этот рафинированный джентльмен-лакей незаметно и прочно вошел в его жизнь. Увлеченный Розамундой, почти все время думавший только о ней, он даже не обращал внимания, насколько полезным и незаменимым стал для него Дирлав.
Французское мыло, от которого за милю пахло контрабандой, имело не менее сильный запах хвои и лимона — мыться им было настоящее наслаждение. Свежий и чистый как стеклышко, Гриффин, прежде не замечавший никаких запахов, теперь ощущал этот не лишенный мужественности аромат.
Перед тайным свиданием надо было побриться, но от волнения у него так сильно дрожали руки, что он непременно порезался бы. Опасаясь махать бритвой, он с радостью принял предложение Дирлава побрить его.
