Плахов вставил в микрофон свежекупленную батарейку и помчался к Веронике. Встретившись, передал «жучка», замаскированного под пачку болгарских «Родопи», пояснив, что игрушку желательно держать на свежем воздухе как можно ближе ко рту говорящего. «Устройство повышенной чувствительности, понимаешь?» Затем объяснил, как себя вести. Приехать ровно к трем, потребовать расплаты на месте, ни в коем случае не поддаваться на уговоры отъехать в укромное местечко, не садиться в машину, и вообще с причала ни ногой. В крайнем случае вопить, что насилуют. «Вопросы есть? Тогда сверим часы. Часов нет? Ладно, держи мои. Не потеряй, это „Тиссот“ новоблудской часовой фабрики. Подарок за освобождение заложников от министра. Нет, заложников министр не брал, он часы дарил».
Вернувшись в отдел, Игорь нашел в «красном уголке» успевшего покраснеть от алкоголя Виригина и обрисовал ситуацию. Илья, как и следовало ожидать, поначалу обиделся – «тоже мне друг, я от начальства отбиваюсь как могу, из задницы лезу, а он такую информацию жмет!» Уняв дрожь в руках, Виригин побежал договариваться с командирами насчет «тачки» – не на УАЗе же канареечном ехать на секретное задержание.
В час дня, вооружившись пистолетами «Макарка», слезоточивым газком «Черемуха», электрошокерами «Щелкунчик», наручниками «Нежность», дубинками «Аргумент-1» и «Аргумент-2», шинопрокалывателями «Диана» и захватив пару орлов из приданных сил, выехали на дело.
– Да, вот еще, чуть не забыл, – хлопнул себя по лбу Илья. – Мне в отпуск с той недели, надо профосмотр проходить, анализы сдавать, а я как-то побаиваюсь, хрен его знает, что у меня там в моче плавает. Я еще не совсем курс лечения закончил, с башлями тяжело. Не дай Бог какую-нибудь спирохету найдут – вой поднимут, в кадры стуканут, до супруги слушок дойдет. Мне это крайне неинтересно. Да колоть начнут – с кем, когда… Ты б, старый, не мог за меня в баночку пописать, а? Там, в поликлинике, «ксиву» не спрашивают. Завтра сделаешь, а? И кровь заодно сдашь. А я потом за тебя пойду. Не надо? Ну, как хочешь…
К заводу железобетонных изделий имени Клары Цеткин прибыли в тринадцать двадцать. Тошнотворное влияние Запада больно сказалось на бывшем промышленном гиганте. Производство оказалось задушенным мощной рукой конкуренции, ведь с пятидесятого года, то есть с момента постройки, техническое состояние завода не менялось, а деньги, выделенные на реконструкцию Министерством тяжелой промышленности, шли на более срочные нужды – например, на улучшение жилищных условий руководства и загранкомандировки по обмену опытом В результате новоблудский бетон стал неконкурентоспособен, торговая марка «Клара Цеткин» исчезла с рынка, сбыт прекратился, зарплата заморозилась, а работяги, помитинговав, разбрелись кто куда.
Машину припарковали прямо в цеху, проехав через главные ворота, охраняемые бдительные вахтером, непонятно что тут делающим. Но, судя по освобожденному от оборудования цеху, сиди батя совсем не напрасно. «Хочешь станок на дачу забрать? Плати! А как ты думаешь, кому? Угадай с трех раз».
До ближайших жилых строений было версты две, но автобус сюда ходил исправно, что вселяло надежду на возрождение гиганта.
Приказав братьям по оружию ждать в машине, Виригин с Плаховым обогнули цех, кое-как перелезли через кирпичный забор и вышли к главной водной артерии любимого города. Берега артерии окаймлял дохлый кустарник, наиболее болотистых местах шумел камыш. Деревьев, которые должны были гнуться, не произрастало по причине загубленной тяжелой промышленностью экологии. В целом главная артерия представляла собой унылое зрелище, способное вогнать в тоску и испортить настроение любому ступившему на ее заповедные берега.
Причал – нелепая железобетонная конструкция, одним концом сброшенная в воду, – белел метрах в ста от точки приземления оперов. Выбрать место для засады было совсем не просто, каждый метр окружающей среды отлично просматривался с дороги. Просматривался и простреливался. Правда, и враг просматривался и простреливался.
Игра «на живца» – вещь эффективная, но крайне рискованная. Любой промах, и живца сожрут. Доказывай потом, что «мы тут случайно оказались, рыбку рыбачили». Риска быть не должно. Риск в этом случае, не благородное, а бестолковое дело. Погода к засаде тоже не располагала, но на погоду и вовсе глупо жаловаться.
– Ну что? – Виригин приложил руку ко лбу, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей. – Как говорил старик Сусанин, мы слишком далеко зашли. Слушаю предложения, коллега. Лично я в воду не полезу.
Плахов поднялся к забору, с высоты рассматривая причал. Пара по пояс голых рыбачков, расставив дюжину удочек, сидела спиной к операм на деревянных ящиках.
Игорь вернулся к Виригину.
– Какой сейчас может быть клев?
– Это ты к чему?
– Там рыбаки тусуются. В два-то дня? На жаре? Витька говорит, что в Блуде даже ротаны передохли. Может, сходить, глянуть, что они гам наловили? И обшмонать заодно?
– Не мешало бы, – согласился Илья. – Нам такие соседи без надобности. Пошли.
– Я один сгоняю. Ты со стороны погляди вдруг еще кто объявится. Мир не без добрых козлов.
Плахов поправил кобуру, спрятанную под рубашку, и, перепрыгивая через разбросанные в изобилии отходы бетонного производства, двинулся к причалу. Илья переместился к забору, наблюдая за приятелем. Выбравшись на причал, Игорь подошел к рыбачкам. Илья не мог разглядеть их лиц, но, судя по комплекции, им было в районе двадцатника. Плахов минут пять поговорил с ними, заглянул в ведро, прогулялся по причалу. Новых действующих лиц на сцене не появилось, по крайней мере Виригин никого не заметил. Игорь пару раз плюнул в воду, полюбовался окрестностями, кивнул пацанам и вернулся на берег. Через пять минут он стоял рядом с Виригиным, отряхивая брюки от репейника.
– Ну что?
– И правда ловят. Полведра вот таких, – Плахов стукнул ребром ладони по запястью.
– Кого таких-то?
– Пираний… Откуда я знаю? Они сами не знают. Рыба и рыба, хоть и с ушами. Пацаны говорят, что каждый день здесь торчат. В пять уходят. Прямо на рынок. По полтахе имеют.
– Иди ты! Это ж больше, чем мы! Какого ляда, спрашивается, нам тратить свои… Тьфу, слов нет. Сиди на солнышке, любуйся природой, дергай удочки!
– Скучно, – коротко ответил Плахов. – Через неделю взвоем.
– Здесь тоже вот-вот взвоем. Полиция Лос-Анджелеса. Триппер вылечить не на что… Пошли за мужиками. Время скоро.
Автобус зашипел, скрипнул дверями…
– Конечная, – объявил пенсионер-кондуктор. – Поедете назад, платите еще раз.
Вероника вышла. Она оказалась единственной пассажиркой, доехавшей до кольца. Автобус развернулся и умчался в сторону города, оставляя за собой шлейф поднятой пыли. Согласно «Тиссоту» было без пяти три.
Несмотря на жару, ее ужасно знобило. Перед уходом она выгребла подружкину аптечку и уничтожила весь запас аспирина. Ничего другого не оказалось. Аспирин не снял мышечную боль, от него лишь начал ныть живот. Чуть не забыв оставленный Плаховым микрофон, она потащилась на встречу.
