Коваль бросил папку с документами на дальний край стола и погрузился в материал об инициативах городской администрации. Задумки были хороши, особенно первая. В честь двухсотлетия великого русского поэта Пушкина планировалось возвести монумент на одной из ново-блудских площадей, таким образом отдав дань уважения всемирно признанному гению. Инициатором выступал один из вице-мэров города, отвечающий за финансовые вопросы. Автор статьи с яростью доказывал, что город не может оставаться в стороне, когда все прогрессивное человечество собирается отметить столь славный юбилей. «Мы говорим о духовном возрождении, но при этом забываем, что сейчас мальчишка с томиком Пушкина в руках дороже сотни мудрецов, кричащих, что шансы нации упали до нуля!..» Деньги на памятник предлагалось выделить из казны, и за этим процессом городской финансист поклялся проследить лично.
Коваль исправил пару орфографических ошибок и подписал текст в печать. К чтению следующей заметки он приступить не успел: в дверь заглянула секретарша, предварительно постучав три раза. Это означало, что к Василию Егоровичу пожаловали гости, не имеющие отношения к штату газеты.
– К вам, – коротко доложила Анечка. Батискафа раздражала такая форма доклада. Разумеется, ко мне! Не к карпу же!
– Кто? – так же коротко спросил он, хотя уже знал, кто стоит за дверью.
Час назад ему звонили и назначили встречу.
– Двое. Они говорят, что договаривались.
– Хорошо, пусть пройдут.
Коваль не ошибся, в кабинет зашли именно те, кого он ждал. Василий Егорович поспешно вышел из-за стола, растянув челюсть в сердечной улыбке и протягивая гостям обе руки.
– Очень рад. Кофе, чай? Коньячок? Вошедшие сухо поздоровались и уселись в кресла для почетных гостей. Карп осторожно поднялся с грунта и затаился в водорослях, как снайпер в засаде. Коваль запер дверь на ключ и вернулся на свое место.
– Слушаю, Владимир Сергеевич, – услужливо, словно официант к клиенту, обратился он к сидящему слева от него мужчине.
– Это я хотел бы послушать, уважаемый господин редактор, – тот, кого звали Владимиром Сергеевичем, раскрыл дипломат и достал свернутый номер «Вестника», – что это такое?
Палец уперся в статью «Эх, ухнем!». Батискафыч поправил очки, вглядываясь в текст. Материал вышел накануне за подписью Макса Кутузкина, криминального репортера «Вестника», и был посвящен весьма популярной в народе водке «Дубинушка». Полгода назад в городе открылась новая производственная линия, и этот прекрасный напиток появился на прилавках магазинов и ларьков, причем появление сопровождалось грандиозной рекламной кампанией, не прекращающейся до сегодняшнего дня. Василий Егорович отлично помнил ролик, чуть ли не ежечасно крутившийся по местному ти-ви. Сюжет ролика был основан на популярных пушкинских мотивах, то есть на патриотизме и любви к национальным святыням. Злобный Фарлаф пронзает мечом мирно спящего под ночной луной Руслана и похищает прекрасную Людмилу. Черные силы торжествуют. Но неожиданно на фоне луны появляется мудрое лицо старца, говорящего: «Пока не наступила ночь, Руслану я смогу помочь». В следующих кадрах старец подносит дымчатую бутылку к святому источнику. Наполнив ее, он возвращается к мертвому Руслану, окропляет его раны и несколько капель вливает покойному в рот. Руслан оживает. «Что это было, отец?» Старец подносит к глазам героя бутылку и торжественно произносит:
«Дубинушка. Счастливый конец. Сделано в России». Спасенный Руслан гордо скачет в Киев, вместо меча сжимая в руке бутылку. Стоп-кадр. Надпись поперек экрана: «Дела давно минувших дней – преданья старины глубокой. Александр Сергеевич Пушкин. Двести лет со дня рождения». Несмотря на то что телереклама алкоголя была запрещена, ролик крутили, ведь прежде всего он пропагандировал национальную идею.
Разливалась «Дубинушка» в бутылки, по форме напоминающие Спасскую башню Кремля. Красочная этикетка с репродукцией репинских «Бурлаков» гарантировала, что водка изготовлена по старинным русским рецептам, на основе воды из святого источника и чистейшего зернового спирта. Название в чем-то соответствовало содержанию, после первого стакана голове наносился тяжелый удар, не хуже, чем дубинкой. Водка имела бешеный успех в городе, мало того – несколько европейских стран выразили готовность закупать ее по довольно приличным ценам.
Собственно, все это Макс в статье и описал. В преамбуле. А затем он поведал изумленному читателю, что водичку для модного и дорогого напитка берут вовсе не из святого источника, и никакой линии по его производству не существует в помине. Бодяжит «Дубину», как обзывали ее алкаши, в пустующем цеху прядильно-ниточного комбината бригада специально обученных деятелей, разбавляя грузинский спирт водой из ржавых канализационных труб. Этикетки смастрячены на устаревшем компьютере, а бутылки по дешевке закупаются в Молдавии. Все остальное сделала ее величество реклама. В заметке не говорилось, кто и на чьи деньги устроил такой впечатляющий промоушн, но пара намеков на городские власти имелась. Публикация снабжалась фотографией цеха, окруженного колючей проволокой и охраняемого людьми с автоматами и собаками злобных пород.
Василий Егорович дал добро на публикацию, предварительно выяснив у Макса, сможет ли тот доказать истинность своих слов в суде. Макс утвердительно кивнул, заверив, что располагает неопровержимыми доказательствами и в любую секунду готов их представить. Каких-либо знакомых имен и фамилий в заметке не мелькало, и Батискафыч поставил визу. Газета, в конце концов, обязана раскрывать народу глаза на негативные проявления.
– Так что это? – повторил вопрос Владимир Сергеевич тоном, от которого у Коваля похолодели ноги.
– Я плохо вижу отсюда, разрешите… – редактор протянул руку за газетой. – Спасибо. «Эх, ухнем!», Максим Кутузкин… Хм. Автор наш, но текста я что-то не припоминаю. Минуточку…
Шеф «Вестника» был дипломатом и по возможности уклонялся от прямого ответа. Он пробежал глазами хорошо знакомый текст и поднял голову.
– И что? Это не правда?
– Кто дал разрешение на выход этой пурги? – не ответив, переспросил Владимир Сергеевич.
– Я не могу так сразу сказать… Возможно, один из замов. Но в чем, однако, проблема? Статья не соответствует действительности?
– Проблема в том, драгоценный мой Василий Егорович, что со следующего месяца вы лишаетесь нашей моральной и материальной поддержки. Думаю, надолго. Надеюсь, за это время вы поймете, что можно доверять замам, а что надо делать самому.
Карп выплыл из засады и прилип к стеклу, осторожно поглядывая на кормушку.
– Помилуйте… Давайте разберемся, Владимир Сергеевич. Мы примем меры, накажем виновного… Уволим… Возможно, нас подставили, слили непроверенную информацию, я недоглядел…
Сейчас Батискафыч походил на оправдывающегося перед дорожными инспекторами нарушителя. Что и понятно. От господ, сидевших перед ним, напрямую зависел материальный достаток прославленного издания. Конечно, Василий Егорович ужасно переживал по этому поводу, матеря про себя гнилую ситуацию, но прекрасно понимал, что скажи он «нет», завтра на его месте будет сидеть новый редактор, говорящий только «да». И о людях думать надо. Вон, редактор «Молодежи Новоблудска» играет в независимость, и что хорошего? Репортеров ветром качает, они с голодухи скоро свою независимую газету жевать начнут. Нынче время такое, независимость на бутерброд не намажешь, даже на очень маленький.
