— А… Жаль… Паш… Если что случится, можно тебе позвонить?
— Звони, конечно…
Когда она уходила по аллее, я, как тогда в детстве, почувствовал вдруг необъяснимое тепло, забравшееся под футболку. У тепла нет цвета, но мне показалось, что оно было зеленым.
Возле нашего подъезда опять сидела на лавочке молодежь. Она каждый день здесь сидит. Пиво кушают, семечки лузгают и гогочут. По обыкновению жопы на спинке, ноги на сидении. Не знаю почему, но сегодня я притормозил.
— Слышь, орлы… Вы бы сели нормально.
— Да тут все так сидят, — с вызовом ответила крашеная малолетка.
— А вы сядьте нормально.
— А если не сядем? — храбро спросил юноша с наушниками в ушах и с банкой «Клинского» в руке. — Ты чё, мент?
— Мент, не мент… Слазь, говорю, чучело… Убью.
И я посмотрел на него взглядом человека, который рос без папы…
Из дома я позвонил Кериму и сказал, что готов служить администратором в его злачном заведении.
Глава 6
Недавно в Торонто был зафиксирован первый случай нападения белочек на человека. Это не шутка. Там очень много диких белок, это настоящая проблема. Они живут и размножаются в местных парках. На одном дереве можно насчитать до тридцати особей. И все хотят жрать. Белочки напали на девочку, решившую покормить их с рук. Орешков не хватило, и тогда голодные зверьки атаковали несчастного ребенка. Девочка доставлена в больницу. Власти Торонто в экстренном порядке принимают меры по отлову грызунов. Помимо белок, в здешних городах водятся еноты и скунсы. Енота, например, можно запросто увидеть в мусорном контейнере…
Почему-то именно о канадских белочках я думал, выкидывая из трактира пьяного хама, слишком громко обсуждавшего по мобильнику прозу Джеймса Джойса. Обсуждай у себя дома, сколько влезет, и не мешай нормальным людям слушать певицу Макsим и спорить о бюсте Анны Семенович.
Не подумайте, что я спятил. Про белочек я прочитал во вчерашнем «Коммерсанте», а все, что связано с Канадой, у меня теперь автоматически откладывается в мозгу и всплывает в самый неподходящий момент. А если они нападут на Голубеву? Она ведь, кажется, в Торонто. Представляю картинку. Голубева катается по траве, пытаясь скинуть с себя белочек, а они прыгают, прыгают, прыгают… Упс! Бедняжка. И стоило оставлять родину, чтобы пасть от зубов мелких канадских грызунов?
Выполнив служебный долг, возвращаюсь на рабочее место. Оно у меня за барной стойкой, между холодильником и барменшей Жанной. Там втиснута табуреточка, присев на которую, одинаково удобно наблюдать за обстановкой в зале и за высокохудожественными ногами Жанны. Лицом она далеко не шедевр зодчего, но привлекательна фигурой. (Иллюстрацию можно увидеть по адресу: http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/03/hm3_3_lf.html.) Думаю, там всё натуральное, без обмана. У нее диплом университета, кажется, философский факультет. Но продажа шавермы надежней.
Жанна принимает заказы, готовит коктейли, вытирает столы и рассчитывает гостей. Мы с ней общаемся мало — так, перекинемся цитатами из Вольтера или Горация и трудимся дальше…
Позавчера я нечаянно провел ладонью по ее левой ягодице. Жанна захлопала накладными ресницами и тихо, но жестко произнесла: «Это безнравственно, Павел». Шутка. Ничего не произнесла. Оно и понятно — я же нечаянно.
Каждый вечер Жанну встречает ухажер — застенчивый тип лет тридцати пяти на старинном «опеле». Это, конечно, не мое дело, но я бы не допустил, чтобы моя любимая женщина стояла за стойкой, наживая варикозное расширение вен и искривление позвоночника. Но у меня нет пока любимой женщины.
Да, забыл сказать, она, как и Веселова, помешана на стишках. Только собственного сочинения. Но их никто не печатает, и Жанна читает их мне. Когда нет гостей. Я не возражаю.
Как холодно, как мало света,
Пожухла яркая трава.
Печальным солнышком согрета,
Тоскует матушка-земля…
И в том же духе.
Чего их всех на поэзию и караоке тянет? Её бы в нашу колонию. Там замполит тоже стишки любил, а сочинять не умел. Нас заставлял. Не сочинишь — в карцер. А какие из нас поэты?
Ни строчки без кочки.
Где ж ты, Жанна, раньше была?
Третий член нашего коллектива — шеф-повар Людмила — орудует разделочными ножами на кухне. Внешность у нее не характерна для представителей этой мужественной профессии. Чем-то напоминает актрису Ренату Литвинову в трагических ролях. Какой у нее диплом, я не интересовался. Ассортимент ее блюд невелик, бессменное меню умещается на половинке тетрадного листа.
В трактире есть бесплатный туалет, чем заведение и привлекает основную массу посетителей. Как музыкальный фон — упомянутая певица Макsим, страдающая из динамиков китайской магнитолы 1995 года выпуска. Я бы на месте хозяина нанял тапера с роялем или мексиканских марьячо в сомбреро с гитарами. И придумал бы трактиру хоть какое-то название. Например, «Самое лучшее кафе» или «Русский музей». Иначе «погремуху» заведению придумает бессердечный народ.
Интерьер — так же не к ночи упомянутый финский оргалит, пластиковые столики с бумажными скатерками и стулья. Микроволновка времен Наполеона. Заведение молодое и пока обходится без салфеток.
Из настенных украшений — цветная схема эвакуации при пожаре (красные и синие стрелочки указывают пути бегства) и ксерокопия лицензии на торговлю спиртным с фотографией Керима. Ксерокопия, наверное, восемнадцатая: вместо лица — три черных пятна. В районе глаз и рта. Но у нас же здесь не паспортный контроль на границе.
Вот и весь штат. Керим не пригласил даже уборщицу. Список моих обязанностей занимает трехтомник, поэтому не буду их перечислять целиком. Главная задача — порядок и фейс-контроль. Не пускать малолеток, антисемитов и лиц без костюмов, а также вовремя реагировать на проявления насилия и жестокости в зале и на антиправительственные лозунги. Ну и само собой — защита от внешней агрессии и атлантического блока НАТО.
Керим не уважает местные и федеральные власти, но в оппозицию не записывается. Сам он заглядывает в свое молодое предприятие каждые полчаса для контроля и дачи царских указов. Тружусь я, само собой, безо всякого оформления. Если сюда заявится какая-нибудь проверка, я должен твердо соврать, что чисто случайно заглянул в гости к дорогому другу Кериму.
В качестве оружия использую исключительно скотч. Очень удобно обездвижить буйное тело. Этому я научился еще на дискотеке. Формально ко мне не придраться: скотч — не наручники, а держит не хуже.
Контингент трактира довольно скуден. Местная богема — бродячие режиссеры, философы, поэты, искусствоведы-критики. Все, в основном, с рынка. Сидят, пьют, дискутируют… Вечерами, в час пик, наблюдается наплыв гостей, идущих с электрички.
На третий день работы я уже знал в лицо и по именам некоторых завсегдатаев. В долг «до завтра» не даю принципиально. Бездомных животных и попрошаек не прикармливаю — если вы не забыли, я не очень положительный персонаж.
