— Видал, чё творят? Подумаешь, отлил немного… Ну приспичило, не в штаны же! Парадняки все на замках, а до дома семь верст… Чтоб им так же терпеть… Тебя тоже по беспределу?
— Тоже.
— Такая жизнь, брат.
Кровь стекает по усам и капает на железный пол, словно вода из плохо завернутого крана (группа третья, резус положительный). Еще пять минут едут молча, трясясь и слушая скучные ментовские переговоры по рации. Первый пассажир, судя по выражению лица, не просто слушает, а о чем-то сосредоточенно раздумывает, иногда поглядывая на вновь прибывшего. Словно хочет попросить денег взаймы, но стесняется.
Вновь прибывший выглядывает в окошко:
— А где это мы? В центре, что ли? Во, блин… А чего я тут делаю? Ленка убьет… Я ей сказал, на пять минут выскочу… К Сереге… Полный сикейрос!..
На лице траур, словно на гильотину везут. Кровь смешивается с соплями.
— Беда, ой, беда… И выпили-то вроде, как всегда. А Серега ждет, наверное.
Человек в наручниках не отвечает. Мелкий хулиган роняет голову на грудь и страдает, негромко бормоча непристойности, словно верующий молитву. Попутчик, в свою очередь, выглядывает в окошко и тоже начинает страдать, но молча. Расплата близка.
— Слышь, друг, — пострадав, с надеждой шепчет он, — у тебя мобилы нету?
— Что характерно, никогда и не было. На кой она мне?
— Заработать хочешь?
Патлатый тут же оживает. В пьяных глазах пробуждается трезвый интерес. Отвечает тоже шепотом, догадавшись, что базар конфиденциальный:
— Не откажусь. Ленка без получки на порог не пустит. А получка… Нету больше получки. Они не вернут, — кивает на салон «козлика». — А чего надо-то?
— Позвонить кое-кому, когда выпустят.
— Так сам выйди да позвони!
— Не выйти мне пока. Позвонишь — получишь пять штук.
— Оба-на!.. Говно — вопрос! За пять штук баксов хоть Вэвэ в Кремль. В легкую!
— Каких баксов?! Сдурел?! Рублей.
Трудящийся поморщился, словно от родного слова «рубль» пахнуло конским навозом, но все-таки утвердительно кивнул:
— Ладно, валяй. Позвоню.
Пассажир бросает еще один опасливый взгляд в окошечко. Финиш все ближе. Уже виден триколор над зеленой милицейской крышей. Нельзя терять ни секунды.
— Короче, запоминай номер, он простой. — Мужик диктует семизначное число. — Это мобильник. Запомнил?
— Не, нереально. Повтори.
— Тьфу ты! — Он еще раз назвал номер. — Спросишь Пашу. Скажешь, что у меня проблемы.
— Стоп, — резонно перебивает трудящийся, — у кого «меня»?
— У Валеры. Пусть скидывает товар. Срочно. Он знает, о чем базар. Сделаешь?
— Мин-н-нутчку, Валерий. Позвонить не сложно, а как насчет призового фонда? Я плохо понимаю, где смогу получить лавэ. Или мне переведут его на сберкнижку?
— Паша заплатит. Скажи, Валера велел.
— А ежели не заплатит? Я не знаю, что там у вас за варианты, брат, но лишний раз рисковать перед ментовкой не резон. Сам пойми, не мальчик уж. Не, мне не жалко, все сделаю, но… благодарность вперед.
— Хорошо, хорошо. Забейте «стрелку», Паша принесет деньги, после передашь мои слова. Не ссы, не наколем.
— А чего мне ссать? Я уже. Лишь бы выпустили. Если пятнадцать суток припаяют — извини. Ищи другого почтальона Печкина.
«Козлик» притормаживает, трясется, словно в оргазме, и замирает.
— На выход!
Мелкий хулиган уже не хулиганит. Понимает: чем больше качаешь права, тем дольше будешь париться в застенках. А у хулигана теперь есть благородная и материально выгодная цель. Ради пяти тысяч можно и гордостью поступиться. Покорно проходит в отдел, понурив буйну голову, словно больной на процедуру. Второго арестанта сержанты подхватывают под руки и жестко сопровождают, видимо опасаясь, что он покажет какой-нибудь фокус из арсенала Джеки Чана. В дежурной части его сразу определяют в отдельный кабинет, оборудованный тяжелой дверью с мощными запорами и маленьким окошечком.
— А это что за пельмень? — лениво интересуется дежурный у прибывших коллег, кивая на волосатика с разбитым носом.
— Ссал на улице. Внагляк. Люди ходят, а ему по хер. Болт достал и сливает. Да еще махач устроил, Женьке в челюсть дал. Еле стреножили.
— Ну и на кой он мне здесь нужен с разбитым носом?.. Кровью изойдет, загнется, а мне отвечать!
Опытный дежурный, видимо, уже сталкивался с побочными эффектами демократии и не собирался рисковать погонами из-за всякой швали.
— Андрееич, да ты чего?! — справедливо возмутился получивший в челюсть сержант. — Да ни хрена с ним не случится! А завтра на сутки
[1]
оформим!
— Мне одного выговорешника хватило. Тоже вот одного с разбитой губой привезли, а он дуба дал. Сколько раз повторять: сначала научитесь бить, а потом бейте.
Трудящийся, уловив настроение офицера, застонал и завалился на скамейку.
— Во, уже загибается.
— Да он придуривается.
— Короче, везите его в травму, пусть освидетельствуют. Битого не возьму.
— Да мы ж только оттуда, Андрееич! Бензин и так на нуле!
— На трамвае везите. Или сами с ним разбирайтесь.
— Ладно.
Сержант приподнял задержанного за воротник куртки, потом рывком поставил на ноги, прислонил к стене и резко зарядил кулаком в подбрюшье:
— В демократических странах власть уважают, пидор.
Мужик закашлялся, согнулся в поясе и эффектно, как в блокбастерах, рухнул на пыльный пол.
— Да не здесь, не здесь! Сдурели?! — справедливо возмутился дежурный. — За гараж тащите! И без последствий. У меня…
Сторонники демократии, не дожидаясь, когда упавший предмет надумает подняться, умеючи подхватили его под руки и поставили на ноги. За гараж так за гараж. Там тихо, уютно, комфортно. Расстреливай — никто не услышит. И никаких формальностей и протоколов. Все для клиента!
Коридор, лестница, крыльцо, двор. Стенд «Их разыскивает милиция», но вместо ориентировок — яркий текст объявления: «Сдаются рекламные площади. Дешево. Тел. 02».
Едва конвойные оказались за упомянутым гаражом, чью металлическую стену украшали подозрительные вмятины и пятна, задержанный резко вырвался и боднул головой одного из них в грудную клетку:
— Офонарел?! На фига нос разбил, дровосек?! Договорились же — для блезиру!
Голос вполне трезвый, даже серьезный.
Стражи порядка переглядываются, обдумывая услышанную фразу, но смысл все равно ускользает.
