Евгений Александрович, единственный из начальников районного звена, кто налог не носил. Месяц, второй. Ему тонко намекнули через поверенных — дескать, так не принято в свободном обществе. Хочешь спокойно работать — плати. Никифоров выставил поверенных за дверь и велел передать, что заплатит, если прикажет лично министр или президент. В ответ услышал предсказуемое «Готовьтесь».
Уходить не хотелось. Куда на «гражданке» пойдешь? Охранником в ЧОП? Или шлагбаум на проходной поднимать? Это после такой-то должности.
Скинуть с кресла, как уже говорилось, могли за показатели. Это, что называется, на поверхности. Не придерешься и приказ не обжалуешь. Поэтому и надо быть первыми. Пускай хоть за счет библиотек, как это ни противно.
— Но! — ткнул пальцем в сторону Китаева Никифоров. — Книжками не увлекайся! Про другие преступления тоже помни, не забывай. А то выгоню к чертовой матери… Что там, кстати, по маньяку?
— Ищем, — скромно ответил зам.
— То есть ничего, — понял опытный Евгений Александрович, — я скажу Перилову, чтобы всех постовых перекинул в парк. Не поймают, так хоть отпугнут. А повезет — может, и прихватят… Все, ступайте. И бумаги в порядок приведите — чувствую, скоро проверяющие осчастливят проверкой.
Китаев вышел, а натуральный блондин притормозил на пороге.
— Ой, совсем забыл, — произнес он, словно разведчик, который на самом деле помнит все.
— Что такое?
— Да тут… Ерунда, — Станислав Дмитриевич раскрыл рабочую папку с тиснением белочки в фуражке, — благотворительная лотерея. К юбилею… Подпишите.
Он, словно стесняясь, положил перед Никифоровым позолоченный паркер и документ, украшенный угловой и гербовой печатями райуправления, на котором не хватало только подписи начальника.
— Какая еще лотерея? — нахмурившись, Евгений Александрович взял со стола очки. — «Свидетельство. Настоящим подтверждается, что фонд „За гуманизм и милосердие“ имеет право на проведение благотворительной лотереи в честь празднования четырехсотлетия упоминания о первой белочке…» Не понял, мы-то тут при чем?
— Это на всякий случай… Лотерея будет проходить на улицах… Чтоб не возникало вопросов.
— У кого?
— Ну, например, у постовых, участковых… И вообще граждан.
— И в чем будет заключаться лотерея?
— Ну, ничего особенного, — Касаткин походил на студента, отбивающегося на экзамене от надоедливого препода, — участник покупает билет, вытаскивает из барабана шарик с названием приза… Если выиграет, приз получает прямо тут же… Призы хорошие — бытовая техника, мобильные телефоны.
— То есть лохотрон?
— Почему? Все законно, с налогообложением… Билеты с голограммой. Деньги пойдут в фонд. А оттуда — на гуманизм и милосердие.
— Гуманизм нельзя купить. А уж тем более милосердие… Кто у нас там главный гуманист? Председатель фонда, спрашиваю, кто?
Станислав Дмитриевич потупился, словно фиктивный жених на венчании, и едва слышно ответил:
— Семиструев…
— Семиструев, Семиструев… Аполлон, что ли? Это которого я за липового Газманова прихватил?
— Евгений Александрович, тогда время такое было… Все мы не без греха. А сейчас он вполне, вполне… Изменился.
— Нечего на время пенять, коли рыло в пуху… Вижу я, как он изменился. Как был кидалой, так и остался. Благотворитель хренов. — Никифоров откинул бумагу так, что она соскользнула и плавно, словно дельтаплан, спикировала под шкаф.
Касаткину пришлось встать на колени, чтобы достать документ.
— Я главного не понял, Станислав Дмитриевич… Ты-то тут каким боком? Ладно бы еще Перилов подошел, это его фронт.
Вопрос был задан скорее формально, нежели по делу. Никифоров все понял сразу.
— Я по отделу дежурил от руководства, — пояснил зам, отряхивая колени, — Семиструев приехал, попросил принять… Оставил бумагу. Я пообещал разобраться.
— И сразу печатей на бумажку понаставил…
— Он купит в ОБЭП два компьютера… И сделает ремонт туалета. Но самое главное, проспонсирует замену удостоверений и изготовление жетонов.
После нового года родную ментовку переиначат в инородную полицию. Придется менять удостоверения и клепать жетоны. Деньги, конечно, на это выделят, но минимум половина из них потеряется по дороге. И, соответственно, половина сотрудников останется без документов — основного оружия. И опять придется искать добрых, но корыстных спонсоров.
— Сами сделаем… Безо всяких Семиструевых… Еще не хватало, чтобы кидалы нам удостоверения и жетоны штамповали. Еще липы наделают. Он потом этим прикрываться будет, как щитом… Придет снова — гони в шею.
— Хорошо, — голосом импотента, признающегося в бессилии понравившейся женщине, ответил заместитель. Из чего Никифоров сделал вывод, что он уже взял, и теперь придется аванс возвращать.
— Да, вот еще что… Ты зачем велел снять охрану с седьмой делянки?
Касаткин погрустнел окончательно.
— У нас же рейд идет… Люди нужнее на улице, чем в лесу. Я и перекинул.
— Я что приказал?! Людей с делянки не забирать ни при каких обстоятельствах! Весь лес растащили! Сегодня же верни!
— Хорошо…
— Ступай работать… Маньяка лучше лови, а не лотереи устаивай. Да, ручку свою не забудь.
Когда Касаткин по обыкновению бесшумно исчез, Евгений Александрович вылез из-за стола и подошел к окну. С тоской посмотрел на малолюдную улочку.
Эх, коммерция, коммерция… Как быстро все изменилось. Когда он пришел в органы, ни у кого и в мыслях не было крышевать всякие лохотороны. Да что там лохотроны? На презент за возвращенное потерпевшим барахло намекнуть стеснялись. А нынче не стесняются — в открытую требуют, причем за еще не найденное. Иначе, мол, работать не будем… Всех бы повыгонять… А работать тогда с кем? Да и попробуй выгони еще. Вон, того же Касаткина сверху прислали три месяца назад. А он не о раскрытиях думает, а лохотороны устраивает, потому как должность наверняка купил. Конечно, без коммерции не выжить — за охрану делянки от браконьеров лесозаготовители в райотдел денежку переводят. Но не в карман же начальнику! А на премии, ремонт, проверяющих и прочие бытовые нужды.
На последнем городском совещании к нему подошел начальник соседнего райотдела, не удержавшийся когда-то от коммерческого соблазна и имевший пару особняков в Испании. Поплакался в китель. Не знает, как отмечать юбилей. Если без размаха — коллеги не поймут, скажут — без понятий, уважухи не будет. А с размахом — опасно, ибо в стране борьба с коррупцией, да журналюги поганые камеры настроили. Их бы самих в камеру. Вместе с камерами.
«А что ж ты хотел? — спокойно ответил тогда Евгений Александрович. — Правила принял, играй…»
Вот такие нынче проблемы у руководителей… А он о каких-то показателях переживает, как маленький… Да, точка невозврата системой пройдена. Меняй название, не меняй. Сейчас, после переаттестации вышвырнут на улицу последних «стариков», начинавших еще в «советской милиции», еще помнящих про долг и совесть. И все! Останется поколение девяностых. Повальная коммерция. Самое печальное, что они коррупцию за грех не считают. Обычный бизнес. Совсем грустно…
