— Хочешь, я покажу тебе музей? — первым прервал молчание Михаил Александрович, сделав неожиданный ход.
— Конечно, — улыбнулась она, — я же за этим и приехала.
Он не рискнул предложить добираться на автобусе или маршрутке, а позвонил сторожу Сашке и попросил подъехать.
В пути она не смотрела по сторонам, а только на него, но, когда добрались, сказала, что Великобельск очень красивый город. «Почти как Питер, только маленький».
На дверях культурного заведения уже висела картонка «Музей закрыт по техническим причинам» — Михаил Геннадьевич отдал распоряжение кассиру еще в дороге, позвонив по мобильнику.
Он провел ее по залам, которым отдал лучшие годы жизни, с гордостью рассказал о картине «Купание в первом снегу» и о других, дорогих сердцу шедеврах, угостил газировкой из советского автомата, поведал об истории края. Не жаловался на протекающий потолок, на отсутствие финансирования и на то, что полотно «Охота саблезубых белочек на мамонта» прикрывает осыпавшуюся на стене краску, а чучело медведя нагло пожрала моль.
Арина слушала, не перебивая. В конце экскурсии, когда они, пройдя по кругу, вновь оказались у «Купания», она взглянула на бывшего бойфренда с неподдельным восторгом и тихо произнесла:
— Как же ты многого добился в жизни… Не то, что я…
Они двинулись по второму кругу, но теперь говорила она. Про два неудачных брака, про одиночество-суку, нереализованность, про измененное сознание и метаболизм. И в конце подвела итог:
— Знаешь, Миш… Если бы Господь хоть на минутку вернул меня обратно, и передо мной снова стоял выбор — уехать с тобой или остаться, я бы выбрала первое. Не раздумывая.
— Ты отправилась бы искать со мной клад, даже зная, что я его не найду?
— Я отправилась бы просто с тобой… Прости меня…
Они, обнявшись, сидели в безлюдном зале на лавочке перед картиной неизвестного художника «Купание в первом снегу» и не шевелились, словно боясь помешать этому, заглянувшему на огонек из далекого прошлого, счастью.
И она так и не спросила, что у него с лицом, а он не интересовался, какая нынче в Питере погода.
Арина все таки не выкинула свой флер. Не сожгла и не порвала. Просто все эти годы носила его в кармашке сумочки.
На встречу с французским меценатом Михаил Геннадьевич в тот день не поехал.
* * *
Звонок мобильника побеспокоил ведущего программы «Волшебный посох» Родиона Панфилова, когда он с букетом белых шипастых роз подходил к дому на Белгородской улице.
— Привет… Это Жанна… Что ты решил с «Бременем славы»?
Родион хотел ответить, что пока ничего, но тут увидел в окне Надю и ее детей. Леночка махала ему рукой, а Вадик изображал монстра из фильма «Сайлент Хилл», показанного в преддверии праздников по одному из федеральных каналов.
— Думаю, «Бремя славы» мне не потянуть. Извини, не мой уровень.
— Ты серьезно? Или с бодуна?
— Абсолютно. Я остаюсь в «Волшебном посохе».
— Но… Родион… Это глупо. От таких предложений не отказываются.
— Я рискну… Даже если в сети появится тот ролик. Пока, Жанна. Извини, у меня розы замерзают.
— Ну и fuck you.
— Погоди… А кто такая Наташа? Ну, та, что дает рекомендации.
— Не все ли равно? Главное, приходишь от нее.
— И все-таки?
— А ты сам-то не понял?
— Я далек от мира коррупции.
— Это же Хомутович… Его после той истории со справкой блатные Наташкой прозвали. Как в песне. «Это я его зову своей Наташкой, потому что мы с ним оба — педерасты…»
— А что ж ты сразу не сказала?
— С ума сошел? Чтоб меня, как его связь — следом в Лефортово? С нашей инквизицией шутки плохи. А так — Наташка. Мало ли всяких Наташек?..
* * *
— Добрый день… Питер?
— Я… То есть — да.
— Вы позволите? Я по поводу ваших документов.
Немец тут же сменил настороженное выражение морды на дружелюбное.
— О да, конечно. Прошу. — Он посторонился, пропуская Михаила Геннадьевича в гостиничный номер. — Ви из полиция?
— Нет, я частное лицо.
Шурупов разулся, снял свой полушубок и, зайдя в комнату, присел на стул. Достал паспорт и бумажник.
— Пожалуйста. Питер Вольф. Все правильно?
— Да, да, — восторженно закивал европейский гость, продолжая улыбаться.
— Держите… Денег нет, видимо, их взяли.
— Это не пугать, — немец схватил паспорт, словно приговор о помиловании. — Пустяки… Где ви его нашель?
— На вокзале… Отнес в милицию, там назвали вашу гостиницу и попросили завезти.
— Да, да, я быть в полиция. Майн готт, неужели?.. Данке, данке зер. Ой, спасибо. Как вас звать?
— Михаил.
— Сколько я вам должен, Михаил?
— Нисколько. Сегодня вы потеряли, завтра я. Мир, дружба.
Немец засуетился, потом полез в мини-бар.
— Давайте, будем выпить. Я знать, у вас так делать.
— Спасибо… Я не пью… У меня другое дело. Скажите, Питер, если это не секрет. Зачем вы приехали сюда?
— О, никакой секрет… У меня есть друг. Француз. Анри. Он, как это — благотворитель… Помогает музей, театр. У вас есть музей… Анри попросить составить ему компания… Он приехаль раньше на день…
— Анри Перье?
— О, да! Ви его знать?
— В газетах писали.
— Я, я, он очень хороший человек… Помогаль много музей…
— Еще один вопрос, Питер… Вы случайно не имеете родственного отношения к Генриху Вольфу?
По мгновенно изменившемуся выражению лица собеседника Михаил Геннадьевич сделал вывод, что имеет.
Питер опустился на незаправленную кровать и голосом фрица, попавшего к партизанам, спросил:
— Ви… Ви из КГБ?
— Нет, не волнуйтесь. Я же сказал, что частное лицо. А КГБ уже нет. Вернее, есть, но это уже не тот КГБ. Он теперь добрый и пушистый. Просто Генриха Вольфа знал мой дед. Он же погиб, если я не ошибаюсь? В этих краях.
— Да… Это мой… Тоже дед. Я хотеть найти его могила.
— Только могилу?
— А что еще? — Житель объединенной Германии побелел, как снег за окном.
— Да мало ли что можно найти у нас в России? Например, обоз принца Евгения Богарне…
К белизне добавились красные пятна. Нет, не служить вам, Питер, в гестапо или Абвере. Не умеете скрывать эмоции.
— Я не понимать совсем… Энтшульдиген…
