Мне не хотелось вставать и возвращаться в душный клуб, несмотря на холод. Я отполз еще дальше в траву и продолжил одностороннее общение с моим космическим тезкой. Я не засекал, сколько прошло времени, возможно час, а возможно всего несколько минут. Мне было хорошо, сам не знаю почему…
Разговор… Нет, не из космоса. Со стороны деревянного заведения. Один из голосов показался знакомым. Рыжий скелетик. Я приподнял голову. Так и есть. Тракторист, прислонившись к изгороди, курил и спокойно трепался с молодым парнем в ватнике и кирзачах. Придется слушать бесхитростные деревенские разговоры. Подниматься и давать о себе знать я не стал. А то потащат за стол.
— «Холодок» кончился, — по-детски обиженным голосом пожаловался Дима, — обидно, только присели.
— Как кончился? Флаконов двадцать было.
— Все пусто… Автолавка только завтра приедет. Городские могли бы с собой из Питера привезти. Не люблю халявщиков.
Да, согласен. Неудобно получилось…
— Чего пить-то будем? — чуть не хныча, спросил тракторист.
— У Таньки есть. Она пять флаконов взяла. Сам видел.
— Танька не даст. Даже в долг. Только за деньги.
— Так надо денег найти.
— Где?
Пауза.
— Давай тачку продадим.
— Какую тачку?
— Городских. У них хорошая тачка, резина новая. Вмиг уйдет.
— Как это продадим? А ежели не отдадут?
— ТАК МЫ ИХ, ТИПА, ЭТО… ГРОХНЕМ…
Последняя реплика была сказана парнишкой в ватнике совершенно будничным, трезвым тоном, без тени иронии. Будто предложение сходить за грибами. Любопытно, а что на местном диалекте означает слово «грохнем»? То же самое, что и на нашем? Или все-таки что-то менее брутальное?
— А чо, дело говоришь, — оживившись, поддержал рыжий, — голова.
— Ну дык, — не без гордости согласился собеседник.
— А как валить будем?
— Да вон, хотя бы балясиной. Ты их вымани из клуба. Покурить там, или еще что. А я встречу. За минуту управимся.
— Лады.
— Зови их.
— Ага.
Шаги, скрип двери. Я, словно диверсант, приподнял голову. Со словом «грохнем» разобрались, теперь на повестке дня — балясина. Скорей всего, что-то тяжелое и объемное.
Паренек в ватнике хладнокровно выламывал из покосившихся клубных перил массивную опору, напоминавшую ножку рояля.
Чертовщина какая-то… Они чего, на полном серьезе собираются нас убить и продать машину за пять пузырьков какой-то отравы? Да кому они ее продадут? Ночью, в деревне? Нет-нет, по-моему, это тяжкие последствия «Холодка». Все слишком просто до нереальности. Точно, это глюки. Иного не может быть. Ведь обещал же себе, что не буду пить…
Выломав балясину, парень отошел за сортир и притаился, положив орудие на плечо.
Я ущипнул себя за палец. Больно. Нет, не глюки.
Вой собаки. Полная луна. Полнолуние. Время темных сил.
Неужели это правда?..
Голос сильно пьяного Никиты. Шаги, скрип дверей.
— Ну, чего за проблемы?
Жердь соскочила с плеча и заняла боевую позицию. Тракторист тащил Никиту к сортиру.
— Пойдем, чего покажу… А где твой кореш?
Кореш протрезвел быстрее, чем в самом фирменном пятизвездочном вытрезвителе. Что неудивительно. Происходящее все-таки было правдой.
— Не знаю… Вышел куда-то. Может, в тачке.
До гальюна два шага, один…
Ч-ч-черт!
Я вскочил и, словно Джеки Чан, прыгнул сзади на парня с жердью. Но немного не рассчитал прыжок и промахнулся, лишь слегка зацепив. Но этого хватило, чтобы нарушить планы врага. Тяжелая балясина обрушилась не на темечко несчастного Никиты, а на его хлипкое плечо.
Никита рухнул как срубленная одним ударом березка, не успев произнести даже «блин». Я устоял на ногах и, пока соперник поднимал балясину для второй попытки, въехал ему головой в живот. Фермер, не отпуская орудия, согнулся в поясе, а затем осел на пятую точку, простонав: «Во, бля…»
Я повернулся к рыжему. Тот не ожидал засады и в честный поединок вступать не решился. Попятился назад и скрылся за дверью клуба с криком: «Наших бьют!»
У меня оставался единственный выход. Пока первый боец пытался подняться, я взвалил на себя стонущего от боли Никиту, благо весил он, несмотря на пузо, не больше семидесяти кило, и, согнувшись, устремился за клуб, к полю с высокой травой. Лучше смыться. Кто знает этих местных? Сначала затопчут, а после разбираться станут. Или не станут.
Я успел дотянуть вовремя. Когда за спиной послышались возбужденные голоса, я уронил Никитушку наземь и, тяжело дыша, зажал ему рот ладонью, чтобы он не брякнул чего-нибудь сдуру. Высокая трава и темнота скрыла нас от чужих глаз, и можно слегка перевести дух. Но не тут-то было…
— Они туда побежали… В поле! Я видел!
— Давай за ними, далеко не уйдут!
— Егорыч, тащ-щы ружье! Мужики, сюды! Трезор, искать! Ату!
Клянусь, последняя фраза принадлежала Никитиному однополчанину. Я выглянул из-за укрытия. Луна, светившая ярко, словно фара мотоцикла, позволила мне увидеть происходящее. Так и есть. Валера с вилами в руке стоял во главе десятка деревенских и внимательно вглядывался в поле. Через минуту к ним присоединился еще один человек. С ружьем. Кажется, это был лейтенант.
— Трезор, искать! Ату, Трезор! Чужой!
Трезор найдет! Он, наверно, тоже «Холодок» лакает. Я прям вижу, как у него желтеют глаза и вылезают клыки.
Они что, всей деревней из психушки сбежали? Или вирус подцепили, как в «Резиденте»?
— Мужики, ломайте забор! Берите колья!
— А кого ловим?!
— Петухи взбунтовались! На паханов поперли!
Какие петухи? Не видел я тут никаких петухов… «Люди у нас хорошие, места красивые…»! Только с головушками проблемы. Или мухоморов объелись. Н-да, кандидату тут непочатый край работы. Для начала всех вылечить.
Однако рассуждениям на тему умственных отклонений жителей Задорья сейчас не место и не время. Ноги бы унести от хороших людей. Дожить до рассвета. Дотянуть до леса. Там темно, не найдут.
Под руку подвернулся камень, что есть силы я швырнул его подальше. Камень попал точно в канаву с водой, послышался всплеск. Собака с лаем бросилась в сторону. Лейтенант вскинул ружье и пальнул на звук.
— Попал?
— Сейчас узнаем.
— Мужики, окружай поле!
— Подпалить бы! Сами вылезут! В машине бензин есть!
Вот это съездили в командировочку, заработали денежков. Чтоб еще хоть раз в жизни я взялся за кого-нибудь агитировать. Под дулом автомата не пойду. Даже за самого распрекрасного кандидата, платящего нефтедолларами.
