– Гречкин... Игорь Моисеевич, – промямлил боец и вжал голову в плечи, ожидая вспышки немотивированного гнева от безжалостного урки. А ведь только вжав голову, воин сравнялся с Сергеем ростом. Был этот боец не по быковски, а по клерковски подстрижен и неразборчив в одежде. Или это только на его плечах так шмотье висело? Во всяком случае не было похоже, что Гречкин упакован в Версачи. И этой непохожестью отдаленно напоминал Леху.
– Что ты мне паспорт диктуешь? Ты мне погоняло напой! – да уж, не одни брюки износятся, пока мальцы выйдут в люди.
– Радикюль, – еще более кислым голосом промямлил боец. И поскольку часть ополченцев подхалимски заржала, поторопился объяснить, – Я у Словаря финансы вел.
Шрам очень неласково посмотрел на другой край шеренги, откуда раздался гаденький смех, и заскрипел паркетом вдоль строя туда. Леха на правах зама по электрическим вопросам затопал по левую руку. Леха хотел доложить, что вот этот мордоворот приволок аж из-под Мги на горбу в заготконтору Малюты сто двадцать кеге алюминиевого провода; Малюта как увидел такой весовой рывок-рекорд, тут же завербовал битюга. А вот у этого пацана кликуха – Шишкин; не по тому, что классно рисует, а потому, что вместо «бабки» всегда говорит «шиши». Но не успевал Леха за командиром.
Точно посредине шеренги стоял парень, успевший с появление боса сдвинуть с черепа на шею наушники, но не успевший вырубить спрятанный в кармане плеер. И теперь из наушников тонко зудело комариным писком.
– Это Филипс, – посчитал нужным сбоку подсказать Леха, – На музоне прется прямо по-черному.
– А как он вообще? – сделал Сергей такое выдающееся и одновременно суровое лицо, будто решает в голове шахматную задачу из матча Каспаров-Карпов.
– Ну, короче, без западла, – в полголоса подсказал Леха. А другую оценку от Лехи и трудно было услышать. Добрый парень в душе был боксер Леха, вместе с этими обалдуями в школу ходил, вместе девок лапал, а теперь искренне пытается помочь заблудшим овечкам.
Тогда Шрам надвинулся на шеренгу и, уцепив Филипса за грудки, выволок на шаг вперед:
– В каком году погиб Виктор Цой?
– В девяностом! – испуганно рявкнул меломан, ни жив – ни мертв. Еще он верняк крепко бздел за неуставные патлы до плеч. Он единственный здесь не имел бритого затылка.
– Молодец! Стать в строй, – Сергей переместился дальше вдоль шеренги, нашел таки того битюга, который позволил себе смех в строю, – Ну-ка два шага вперед! – теперь Сергей корчил рожу, будто собирается почикать пацана на консервы. Типа, никто не забыт, ничто не забыто. А то видишь, хихоньки развел в строю. Салабон!
Братан вышел и загорланил в дебильной манере морпеха из голливудских фильмов:
– Погоняло – Шатл! Был при Малюте правой рукой!
– Дрочил ему, что ли? – хмыкнул Шрамов. И хотя был на полторы головы ниже громилы, получалось так, что тот Сергею в пупок дышит.
И теперь уже открыто заржали все новобранцы, по провинциальному еще таскающие на себе цепи, гайки и прочее рыжевье.
– Ша, – не слишком грозно, больше для порядка, приструнил Сергей и зарядил Шатлу следующий вопрос, – А ну-ка, крутой, хвались, мотал ли срок?
– Пятнадцать суток, – из-под поникшего лба прогундел Шатл и, видя, что над ним снова готовы заржать, уточнил, – Два раза!
– М-да, – покривился Шрамов. Типа, урыть такого, весь день потом отмываться, так что живи, лошарик, пока я добрый, – Работнички, мать ити! – и уже обратился ко всей бригаде бравым полковничьим голосом, – Есть кто, знакомый со скамьей подсудимых?
Вперед вышло четверо человек, и как ни странно, среди них был Радикюль:
– Два года условно. За валюту, – ответил он на немой вопрос Шрама.
Теперь над Игорем Гречкиным уже никто не решился насмехаться.
– И правильно, что не ржете, – на абсолютно полном серьезе отчеканил Сергей, – Тем, кто пайку хавал, у меня особый почет. Думаете, я в ваши кондовые Вирши завернул хрустов по легкому настричь? Хер тому в грызло, кто так думает. Я здесь – чтоб городок на понятия поставить. Будем отныне по правильным законам жить, будем ответы держать, будем в общак честную долю отстегивать. Всем ясно? Я дважды повторять не буду.
Один из выступивших – Губарь – размечтался, как Храм сейчас его спросит, за что, мол, чалился. И тут Губарь на чистой фене обрисует, как косил на трассе под гаишника и обметал шоферюг – такой он умный. И могобыть, Храм назначит Губаря своей правой рукой, а этот промокашка Леха отодвинется в шестерки. Но Сергею Шрамову обрыдло корчить из себя Григория Котовского. У него еще сегодня имелись неотложные дела. Поэтому Шрам обернулся к Лехе:
– А дядька Мартын здесь?
– Туточки я, – тут же переступил порог старый жулик. Походка хиляющая, грабли по карманам, будто перышком дежурят, только рожа не в резонанс. Рожа довольная и лоснится, будто у прижившегося в рыбном магазине кота.
– Тебе помощники нужны? Выбирай, – сделал широкий жест Сергей.
Теперь, раз такое дело, настал черед прошвырнуться туды-сюды перед необстрелянными пацанами матерого рябого старца. Нужны ли были ему подчиненные по его задачам – шут знает. Но кто ж откажется на халяву покомандовать? Чем-то Макару приглянулся Филипс.
– Ну-ка ответь мне, Филиппок, – оказывается, дядька Макар пошло подслушивал под дверью и уже запомнил имя меломана, – За что менты людей хапають?
– Берут не за что, а потому что, – четко ответил музыковед. А забытый плеер продолжал пойманым воробьем тонко чирикать из кармана.
– Не плохо, хлопче, – осклабился дядька Макар, сам полез в чужой карман и выключил игрушку, – А теперь подскажи, в якому углу тебя трахнуть? – обрюзгшее хайло дядьки стало твердым и непрозрачным. И фиг врубишься, шуткует он или в натуре опустить музыканта собрался?
Другие пацаны аж дыханье затаили. А может следом за Филипсом их черед придет?
– Вон в том, – без запинки указал под потолок на верхний правый угол Филипс.
– Гарно отмазался, – одобрительно хлопнул старик по плечу бойца и обратился уже к Сергею, – Кажись цэй парубок мне в ученики сгодится.
– Пусть так и будет, – огласил начальственное мнение Сергей Шрамов и теперь решил отобрать и для себя одну конкретную штатную единицу, – Эй, Радикюль, а ну-ка ответь, что есть самое заморочное в бухгалтерском деле?
– Проводки, – отлетело от зубов бывшего валютчика.
– А ну-ка повтори скороговорку: «Расскажи мне про проводки, про проводки, про проводки, про проводочки свои».
– Расскажи мне про проводки, про проводки, про проводки, про проводочки свои, – более-менее без запинки повторил последний в шеренге.
– Ну значит и быть тебе в нашей фирме главным бухгалтером, – вяло, типа прощаясь, махнул рукой Сергей, – На посошок важное правительственное сообщение. Касается всех. Беспредел на улицах прекратить, не быковать, пойманный в натуре будет кастрирован на месте без суда и следствия. Я объявляю «Месячник вежливости»! – и страшный суровый урка немылился скрыться в родном директорском кабинете.
