– Играю в открытую, – еще шире улыбнулся Пепел и, не пряча, снес пиковый марьяж.
Легли и противники. На правой руке – туз, дама, десять, восемь треф, туз, король, дама в бубне и девять, восемь, семь в черве.
– Чистый, – разрезал нависшую тишину Сергей, – с пики под меня захода нет, бланкованный туз не ловится. – По одной, факирским приемом переводя внимание с себя на карты, выложил их перед собой картинками вверх. Встал с низкого неуклюжего табурета, с хрустом и смаком потянулся. – Партия окончена. Гоните денежки.
– Ты читаешь наши карты по рубашке! – прошипел Володар.
– Это предъява? – в глаза Саше презрительно улыбнулся Сергей, помня про должок.
– Нет, – после повисшей паузы в десять гулких ударов сердца отвел взгляд Саша Володар.
– Не ловится, – развел руками певец.
Зрители купились. Тут же набежали болельщики, и взмыл под своды сумбурный гомон:
– Бланкованный туз!!! Надо свое отожрать и зайти с пики!
– А как ты с нее зайдешь?!
– А если зайти с бубны?
– А если…
– А если…
Пепел отступил в темноту. Сейчас его никто не опекает, сейчас о нем все забыли. Четыре чемодана денег стучат в цыганских сердцах и умах.
Пепел еще до игры присмотрел несколько вариантов, как выбраться из собора в обход двери. Присмотрел, когда компания с корабля заявилась в собор и до стартового свистка окруженные свитами претенденты разбежались по интересам. Карузо сидел, погрузившись в себя, Володар угрюмо цедил вино с товарищами по табору, а Пепел, взяв Верку под ручку, осмотрел, каная под туриста, старую деревянную церковь. Больше всего Пеплу понравилась стремянка, поставленная под одним из окошек храма. С этой лесенки, поди, протирают стекла, снимают паутину, подсчитывают, сколько прибавилось древоточцев со вчерашнего дня.
Стремянка ябедно скрипела. Окно, открываясь, хрустально звякнуло. Но Пепел не дрожал, что его услышат. Слишком заняты сейчас опекуны, чтобы обращать внимание на скрипы и звяки.
– А все-таки, если попробовать в пику? – бесновался один из болельщиков.
– Нельзя было русских пускать на «джелем»! – вторили радикалы.
Пепел выбрался на скат. Единой крыши у архитектурной достопримечательности не имелось. Зато имелось несчитано-немеряно луковок-куполов, под каждой из которых располагалась своя небольшая крыша в виде той же луковицы. Сергей перебирался со ската на скат легко и быстро, как слаломист, огибал луковки-маковки. Он спускался на землю с той стороны собора, откуда не заметишь ни с колокольни, ни от ворот. Зря он, что ли, прежде чем войти, обошел вокруг собора, якобы любуясь знаменитым безгвоздевым строением? Впрочем, и любуясь тоже. Что-то в этом есть. Типа Русь изначальная, мшистое дыхание старины и все такое.
* * *
Бар назывался «Парк Юрского периода», естественно, в оформлении – резиновые и пластиковые динозавры «Мейд ин Чайна». На полочках, на стойке и по одному, намертво приклеенному, чтоб не сперли, на каждом столе между солонкой и перечницей. Где-то рядом находился какой-то институт, и хозяин бара явно ориентировался на студенчество. Пиво подешевле – «Степан Разин», да «Калинкин». И музыка из динамиков – оглохнуть можно:
Холодный ветер с дождем усилился стократно.
Все говорит об одном – что нет пути обратно,
Что ты – не мой лопушок, а я – не твой Андрейка,
Что у любви, у нашей, села батарейка.
О-уо-ри-я-ри-ё, батарейка,
О-уо-ри-я-ри-ё, батарейка!
В углу десяток парней безнадежно и неторопливо пропивали стипендию. Еще за тремя столиками парами экономно сидели девушки, одна кружечка 0,25 пива на персону, или стакан сока с гордо торчащей соломинкой. Красавицы степенно болтали и старательно не оглядывались в сторону компании, Юрий Витальевич их тоже не интересовал, но уже искренне. Впрочем, майор Кудрявцев верил, что хозяин не прогадал, ползала в четыре вечера – весьма неплохо. Можно представить, как тут набито и накурено в девять.
Юрий Витальевич занимал столик у окна, успел выдымить сигариллу и даже отследить сквозь жалюзи, как двое искомых – Клепа и Байбак – на другой стороне улицы вошли под вывеской «Славное прошлое» в дверь антикварного салона.
Я тосковал по тебе в минуты расставанья,
Ты возвращалась ко мне сквозь сны и расстоянья,
Но, несмотря ни на что, пришла судьба-злодейка,
И у любви у нашей села батарейка.
– Повторить капучино?! – Официант сменил пепельницу. Костюм у официанта был вполне приличный, и рубашка свежая. А вот туфли – разбитые и нечищенные.
– Сто «Хеннеси» и капучино. – Юрий Витальевич вытянул шею, поскольку официант зашел со стороны окна и испортил обзор.
О-уо-ри-я-ри-ё, батарейка,
О-уо-ри-я-ри-ё, батарейка!
– Не слышу! – весело сообщил официант.
Клепа и Байбак вышли из салона на свежий воздух, рожи, даже отсюда заметно, какие довольные.
– Счет!
И вроде все как всегда, все те же чашки-ложки,
Все та же в кране вода, все тот же стул без ножки.
По дороге одна за другой промчались “девятка”, старенький «крайслер» и новое «пежо». Светофор мигнул желтым, и на желтый нарушила правила маршрутка. Вдруг Клепа ткнул пальцем прямо в сидящего за стеклом майора и что-то доверительно пробормотал Байбаку почти на самое ухо.
И все о том же с утра щебечет канарейка,
Лишь у любви, у нашей, села батарейка.
– Не слышу! – жизнерадостно повторил официант.
Конечно, Клепа тыкал пальцем не в Кудрявцева, просто он предложил подельнику обмыть успех в баре. Клепа и Байбак, как лепшие кореша, чуть ли не держа друг друга под ручку, направились через дорогу. На их рожах даже самый посредственный физиономист прочитал бы недвусмысленное желание выпить.
О-уо-ри-я-ри-ё, батарейка,
О-уо-ри-я-ри-ё, батарейка!
– Триста водки! – мгновенно переориентировался в ситуации майор.
– «Флагман»?!
– «Флагман»! Быстрее!
– Одну минуточку. – Официант окончательно растаял в улыбке и удалился.
Пара девиц медленно встала и томной походочкой направилась к дверям, очень не спеша, как бы давая парням время опомниться. Официант что-то шепнул бармену. Вероятно, шепнул об этих девицах, и новость вызвала на лице последнего кривую ухмылку. Вдруг встал один из пропивающей стипендию компании, девушки у самых дверей притормозили, но паренек, не проявив к движущимся мишеням никакого интереса, нацелился в туалет. Девицы хлопнули дверью. Динамики запулеметили следующую песню:
Мы не знали друг друга до этого лета,
