Чаще понимай, май, май, май.
И в моей душе наступит май, май, май.
Рефрену «май, май, май» азартно подпевал и дуэт Пепел-Мария.
– Крейзи рашен, – услышал Пепел от проходящего мимо солидного господина в тройке.
Они несколько опоздали к началу. Их пропустили в паузу между выступлениями, когда распорядители убедились, что опоздавшие не попадут в эфир. Вовсю шла трансляция, а непогрешимость картинки евротелевизионщики оберегают, как золотой запас. Евродомохозяйки, евроквочки, клуши всей Европы должны получить безупречный, как немецкая свинина, шоу-продукт.
Пепел, ловко оттеснив Гогу и Магогу, занял место в ложе рядом с Марией. А вокруг, в секции рассейских болельщиков с видом, будто в очереди к зубному врачу, ерзал в креслах народ все больше известный. И, наверное, здесь такие понятия правили, что на сцену россияне поглядывали мельком, больше общались, словно на рауте.
Вот знаменитый музыкальный критик нагнулся к сидящей перед ним эстрадной диве:
– Ставлю косую, что Карина Мей по рейтингу сделает турков.
– У нее голос чем-то похож на Тину Тернер. А букет Бенгесу и Сапфир в своей Турции стоит на вершинах чартов, – ушла от спора дива.
Тягомотина на сцене «Евровидения» однообразием и бездарностью напоминала смотр художественной самодеятельности. Ну, разве костюмчики побогаче, чем у любителей, да всякие там недоступные непрофессионалам лазерные сполохи и бэк-вокалы.
Вот известный сценический попрыгун погладил спортивное колено своего сегодняшнего друга – молодого, перспективного теннисиста.
– …Приходят постоянно, но делать звезд из «девушек новых русских» себе дороже. Жен новых русских на экранах сразу видно – дорогие и безвкусные клипы, слабый голос, желание красиво выглядеть… Двести эфиров в месяц и два месяца прогона не спасут. А потом дурная слава от меня нормальных людей отфутболит.
Оравшая так, что у первых рядов уши закладывало, Франсис Джорди оставила сцену. Ведущие, лучезарно строя залу глазки, объявили исполнительниц под номером двенадцать. Трио «Афро-дит» из Швеции. Появились три чернокожих Афродиты в блестящих платьешках.
Вот Пепел склонился к ушку Марии:
– От всего происходящего тянет на советские песни. И большей частью на революционные. Типа «Вихри враждебные веют над нами, черные тучи смятенье несут!»
– Тихо, товарищи, тихо, – хихикал в кулак Гога.
В сумочке Марии тоненько задребезжало «Подмосковными вечерами». Она достала мобильный, взглянула на номер, высветившийся на дисплее, и ее лицо приняло озабоченное выражение. Вздохнув, приложила «трубу» к уху.
Пепел, стараясь отвлечься от завываний шведского дуэта, вслушивался в реплики девушки Марии. Финальными ее репликами были: «Без меня никак?» и «Ладно, иду».
Надо опережать, понял Пепел. И в то время как Мария убирала сотовый в сумочку, он наклонился к самому ее уху.
– У меня предложение смелое, откровенное и непатриотичное. В здоровом рок-н-ролльном духе. Давайте сбежим из этого зоопарка!
– Мне и так надо бежать, – сказала Маша. – Я ж тут по делам.
– И дела без вас пробуксовывывают? – проявил Пепел чудеса догадливости.
– Увы.
– Могу предложить посильную помощь. Впрочем, я отсюда точно ухожу. Нет никаких сил слушать. До ушей уже не дотронуться – все в сиропе.
Дела Маши заключались в скучном торге со сдающей в аренду музаппаратуру группой очень кисло по-русски понимающих панков-рокеров. Зато Пепел, наконец, узнал, с какой задачей девушка покинула Питер. «Евровидение» – это, конечно же, не только большое шоу в огромном зале, это и масса маленьких концертиков по местным танцполам и кабачкам, где раскручиваемым командам и засветиться не повредит, и какая-никакая копейка срубится.
В авангардно расписанном из баллончиков подвале Пепла настигла очередная незнакомка. На этот раз поджарая, лохматая, как пудель, вся эдакая хип-хоповская. За спиной девчонки мялись три соучастницы, завизажированные в том же духе.
– Простите, это вы ищете подтанцовку? Нам подсказали в отеле…
– Нам!!! Нам нужна подтанцовка! – сразу повысили разговорный уровень русского панки-рокеры и согласились на Машину цену.
Хип-хоп остался в залоге за аппаратуру.
А дальше были Рига, вино и музыка. Средневековые кабачки на улицах Марсталю и Пилс. Ресторан с «Курземес строгановс»
[15]
по марсианским ценам.
На улице Шкюню они пили сухое красное «Меридон Божоле» урожая девяносто девятого года. На улице Аудею угощались «Каберне Совиньон. Жан-Поль Шене».
На террасе открытого кафе на улице Амату Пепел взял в руки микрофон караоке. И весьма неожидан был его выбор мелодии.
Сначала латыши не понимали. Потом потихоньку стали врубаться и, отрываясь от своего пива, переглядываться. Сказывалась национальная медлительность. Первые латыши зароптали и что-то стали выкрикивать, обращаясь к хозяину заведения, когда Пепел уже добрался до строчек:
По степи грохочут танки,
Самолеты петли вьют,
О буденовской тачанке
В небе летчики поют.
Первые латыши поднялись со своих мест на строчках:
И врагам поныне снится
Разудалый и крутой
На веселой колеснице
Пулеметчик молодой.
А превращение кафе-шантана в техасский салун состоялось во время исполнения Пеплом припева удалой песни советских оккупантов:
Эх, тачанка-ростовчанка,
Наша гордость и краса.
Пулеметная тачанка,
Все четыре колеса!
Скоротечен был бой при рижском кафе. Первый латышский стрелок, крутанувшись «мельницей», перелетел через оградку и рухнул на капот припаркованного автомобиля. Второго бойца Сергей отправил сбивать свободные пластиковые стулья. Еще одним латышом Пепел протер стойку бара. Под удары последнего бойца Пеплу пришлось подставиться, иначе его задумка не удалась бы вполне. Сергей дал латышу заехать себе в лоб, позволил раскровянить губу и оцарапать перстнем щеку. После этого Пепел успокоил горячего латышского парня броском через плечо. Крепкий прибалтийский лоб встретился со столом, да так и на столе и остался.
Больше никто не спешил на выручку своим независимым согражданам. Вместо этого остальные стали дружно звать голосами и по телефонам полицию.
– Бежим! – Пепел схватил Марию за руку и поволок в давно присмотренный им переулок.
