— Андреас, Оливер — туалетная комната. Матильда, Иоганн — спальня. Быстро заканчиваем и уходим. Нам ни к чему дожидаться полиции.
Хрустели под ногами осколки и обломки. Вилась пыль, летали клочья обоев. В высаженное окно задувал пахнущий тиной ветер.
— Спальня — чисто, герр Отто!
Андреас приложил палец к губам и показал стволом на королевских габаритов кровать совспаханным взрывными волнами бельем, потом на шкаф, лишь местами продырявленный осколками гранат. Лахузен кивнул. Они подняли оружие: Отто — автомат, Андреас — помповое ружье. Шкаф задергался, как живое существо, дверцы разлетались в щепы. Потом они, перезарядив оружие, нагнулись и прополоскали свинцом пространство под кроватью. Но ни там, ни там проклятого русского не оказалось.
— Туалетная комната — чисто, герр Отто, — вернулись в гостиную Матильда и Иоганн.
Лахузен подошел к окну. И сразу увидел Юргена и Фрица, с пистолетами наизготовку осматривающих стены отеля. Они заметили шефа и жестами показали, что беглец в их зоне ответственности не мелькал.
— Да где же он?! — взорвался Отто фон Лахузен.
И туи из дымохода в камин вывалилась груда мелкого сора.
— Вот он где, герр Отто, — плотоядно оскалился Андреас…
…Пепел, проделывая путь вслед за Витасем, испытывал те же неудобства плюс острую нехватку времени. Замолкли внизу гранатные разрывы, отстучали обязательные страховочные очереди. Пепел понял, что не успеет добраться до крыши прежде, чем его обнаружат. Но он предполагал и такой поворот событий. Ногами вперед Сергей забросил себя в квадратный лаз дымоходного отвода на следующем этаже и, проскользив по кладке, в туче черной пыли объявился внутри холодного камина последнего, четвертого этажа…
…Пропитанный запахом тухлой воды воздух влажно шептал о пользе летних прогулок по крыше. Витась, отряхиваясь, вертел головой. Нет, кровельное железо не громыхало под тяжестью людей с оружием, никто из-за труб с пулеметом наперевес не поднимался. Прав был Серега — не стали они перекрывать крышу, не учли высотный вариант.
Перепачкав руки, но так и не став чище, белорус плюнул, одежда испорчена навсегда. Оглядевшись вблизи, Витась перевел взгляд за пределы крыши и на миг позабыл о суетных огнестрельно-криминальных заботах. Грандиозные панорамы имеют такое свойство завораживать.
Вдали зеленела и играла солнечными бликами гладь Венецианской лагуны. Четыреста мостов соединяли острова Мурано, Бурана, Чорчелло, Джудекка, Сан Джорджа Маджоре и полсотни других. Легко узнавались растиражированые путеводителями барочный дворец Ка Пезаро на Большом Канале, чудная церковь Святой Марии Глориоза дей Фрари и школа Святого Рокко. Картина, достойная кисти Тинторетто, Тициана и Донателло, вместе взятых. По каналам скользили узкие гондолы, ими рулили, приняв важные стойки на корме, знакомые по рекламным клипам гондольеры. Древний транспорт, уважительно притормаживая, аккуратно обгоняли мощные современные катера. «О соля мио, — под влиянием красот лезла на язык культовая итальянская песня, — как сладко светит после бури солнце!»
«Ну, и зачем мне это надо? Может быть, перескочить на крышу соседнего дома, спуститься по пожарной лестнице и возвратиться в привычный спокойный круговорот по центральной и восточной Европе, чреватый лишь мелкими денежными обломами». Так думал Витась, обдуваемый венецианским ветром. Ведь иначе положат рядышком с русским бандитом Серегой, а он, ясен бубен, бандит, кто ж еще?! «Почему, — недоумевал Витась, — ну откуда берется уверенность, что русский сумеет выкрутиться из любой передряги?! И ради каких златых гор мне с ним на пару выкручиваться? А в той же Африке, говорят, куча экзотических болезней, от которых европейцы мрут, как мухи. Кстати, о мухах, там же водятся цеце»…
Белорус не сумел додумать свои непростые думы. Потому что вдруг одновременно с закладывающим уши разрывом разлетелась на отдельные кирпичи выводная труба каминного дымохода. Один из кирпичей саданул Витася в бок. Белорус упал, чуть прокатился по покатой крыше, пока его не остановил отогнутый край кровельного железа. «Никогда, — принял твердое решение белорус, лежа на теплой крыше и накрыв голову руками, — я не приду на тот причал, про который договаривались. Ой, ё-о, как бок болит! Все, немедленно домой, сейчас же в Витебск, под защиту батьки Лукашенки»…
…Пеплу в глаза заглядывал песик породы долматин и рычал. Песик находился по ту сторону каминной решетки, Пепел по эту.
— Хорошая собачка, хорошая, — убеждал Сергей зверюгу, огибая решетку с пистолетом в опущенной руке.
В обойме оставался всего один патрон. В здоровенной и высоченной, как Эрмитажные залы, комнате кроме пса и забравшейся на спинку дивана кошки никого не было. Нет, вон еще какая-то ящерица шмыгнула в толстый рулон бумаги.
Приоткрытая дверь комнаты распахнулась, и в помещение сквозняком ворвался невысокий сухонький старикашка с длинными седыми волосами, только зашелестели полы засаленного халата. В одной руке старик держал графин с напитком цвета бордо, в другой — фужер, украшенный гербом. Старикан фактурой и бойкостью смахивал на полководца Суворова из старого советского фильма.
Пепел было хотел поздороваться и для начала заявить что-нибудь успокаивающее типа: «Перепись населения», но синьор «Суворов» не обратил никакого внимания на вооруженного пистолетом незнакомца. Старик целеустремленно прошуршал халатом к мольберту с недоконченной картиной, налил вина, опустил графин на узкий высокий столик и, отступив с фужером на два шага, погрузился в созерцание набросков на холсте. Долматин верноподданно глядел на хозяина, впрочем, приглядывая и за продвигающимся к двери Пеплом. Не получив команды «фас», пес гавкнул для порядка, потом зевнул и побрел к подстилке у дивана. Сергей чуть не вздохнул с облегчением — ну не хотелось ему стрелять в собаку.
Пепел уже сумел догадаться, что синьор «Суворофф» безвылазно проживает в своем мире-раковине. Все стены залы украшали полотна, картины были прислонены к стенам, по одной и стопками валялись на паркете. Холсты, как завершенные, так и заброшенные, пылились на мольбертах. И на всех полотнах были изображены только дамы, брюнетки и блондинки, стройные и толстушки, но всегда рядом с ними один и тот же мужик. Вот мужик, еще совсем молодой, несет невесту на руках к украшенной цветами и лентами гондоле. Мужик и сеньорита, она на голову выше его и с пышными формами доярки, стоят голые на балконе как раз вот этого здания. Мужик уже с сединой в волосах и длинноногая бестия с распущенными белыми волосами спускаются, держась за руки, по снежному склону на горных лыжах. Мужик и дама, оба в бесформенных шубах и в ушанках с кокардами бросаются снежками на фоне Кремля, ядрен батон.
В общем, понятно. Синьор решил потратить остаток дней на самые приятные воспоминания. Типа мемуары в живописи. И утонул в этих мемуарах с головой, немного помутив при этом голову. Пепел уже добрался до порога, когда стены комнаты вздрогнули, тугая сильная волна вырвалась из камина, сметая мольберты, а уши заложило от грохота.
Кругом все падало и разлеталось, разбивалось и раскалывалось, пронзительно завизжала собака. Пепел понял, что лопесовские морды шандарахнули в трубу из гранатомета. Правда, с опозданием.
