— Эксперты не голосуют. Нечего время тратить.
— Но эти не дураки…
— А гении? Пусть подготовят аргументы, хоть письменно, хоть аудио. Главное — на две минуты, не больше. Гений виден за минуту. Все, Вань, извини, времени нет. До встречи в Думе в начале второго.
Едва отключился от разговора с Иваном, на связь вышел Батяня:
— Добрый вечер, господин президент. Докладываю: Я в «Пулково».
Столбов даже не спросил, для чего. Все же сказал:
— Сам-то зачем?
— Ты же приказал: найди ее скорее. Я и в Питер.
— Извини, — вздохнул Столбов, — извини за нечеткую формулировку. По-прежнему не отвечает?
— Да.
— Ладно. Успехов.
За телефонными разговорами домчался до Кремля. Взглянул на часы, вздохнул — чем бы заняться?
На самом деле, чем заняться Столбов понимал. Можно сказать, зрительно представлял. Видел, как после всего этого гнусного дня подходит к шкафу, вынимает бутылку, льет в стакан янтарную жидкость. И без всякой закуски, без смакующих глоточков, как советуют эстеты, вливает коньяк себе в глотку.
Представил картинку, заодно и вкус армянского коньяка. После чего резким движением картинку эту стер. Мечтать о том, как выпьешь один… Не опасно ли?
Но если не один, то с кем? Звонить Ивану не хотелось. Еще заговорит опять о тех же самых экспертах. Кстати. Ведь это, должно быть, те же самые эксперты, что дачку ему подарили. Если он о них скажет хоть слово, отменю завтрашний визит. Лучше не встречаться.
Батяня летит в Питер. И вообще, чего-то дуется в последнее время. После четвертого тоста начнет выкладывать, что на душе. Спасибо, сегодня не надо. Не хочу.
Вообще-то, если честно, Столбову очень хотелось отомстить Татьяне за ее свинскую выходку. Обычным мужским способом. Только как организовать? Не те времена, когда царь с верным денщиком кружил по ночной слободе, высматривая двор, перед которым заместо красного фонаря воткнут шест с соломой…
С этими размышлениями добрался до офиса фонда Возвращение. Несмотря на позднее время, Костылев был еще на месте.
— Привет, джедай, — усмехнулся Столбов. — Ну-ка, огорчи меня, да поскорей!
— Для чего? — невозмутимо ответил Костылев. Понятное дело, он оторвался от своих компьютерных дел, встал перед Верховным главнокомандующим. Но чуть-чуть намекал: хорошо бы понять, чего ради оторвали?
— А все меня сегодня огорчают. Давай и ты, до кучи. Не можешь? Ну, тогда обрадуй, развесели как-нибудь.
— К концу недели будет готов хороший портфель по питерским нефтетрейдерам, со всеми зарубежными схемами…
— А если не по работе развеселиться? Саш, ты же москвич, да?
— Даже коренной, — ответил Костылев.
— Забавная штука, коренной москвич в генералах. Ладно, как-нибудь биографию расскажешь. Слушай, а расскажи сегодня. Ты чего, коньячок, или беленькую предпочитаешь?
— Вообще-то…
— Понял, виски, — закончил Столбов.
* * *
— Игорь Павлович, вечер добрый, — сказал Иван. — Уговорил я отца нации. Будет завтра в Госдуме во втором часу. Умаялся, честно говоря. С экспертами чуть сложнее.
Боялся, что Крамин немедленно скажет: «Хорошо, но мало. Пригласил, теперь изволь подвести к нужным людям для важного разговора». А после этого — опять претензии: почему разговора не вышло, почему продал невозделанный участок? Вот был бы разговор с полезными последствиями — тогда дачка твоя.
К радостному удивлению Ивана, Крамин оказался нетребовательным.
— Конечно, грустно, что сложнее. Ладно, ничего, накачаем депутатов, чтобы они вывели на экспертов. Спасибо, Иван Тимофеевич. Будем считать, дело сделали…
— Насчет «Морской фиалки»…
— Когда Столбов приедет в Думу, — закончил фразу Крамин. — Вот тогда все, ваша часть по договору отработана. Сами понимаете, таких людей, как вы, обманывать нельзя. Точно во втором часу?
— Точно, — ответил Иван.
* * *
«Мы снова возвращаемся к главной сенсации дня. Президентский законопроект в нижней палате Федерального собрания не набрал необходимого количества голосов. Большинство депутатов Госдумы недоступны для комментариев, но мы уговорили высказаться одного из них, представителя фракции КПРФ Сергея Метелкина. Сергей, вы голосовали „за“ или „против“?
— Конечно против!
— Почему? Ведь председатель КПРФ месяц назад заявил в Думе, что в России продолжается спаивание населения?
— Не надо воспроизводить ошибки предателя Горбачева! Алкоголизацию населения сможет предотвратить только подлинно народное правительство…»
Луцкий щелкнул пультом.
— Получилось! Бля, точно, получилось!
— Ага!
Луцкий и его друзья-приятели тусовались в душевной баньке Александра Борисовича. Телевизор в таком месте — обычно неиспользуемая деталь интерьера. В виде исключения взглянули на последние новости — да, сработала. Отсюда и радость, как у детишек, запустивших ракету до третьего этажа.
Однако и страх, как у таких же пиротехников. Шум, искры, соседкина простыня на веревке прожжена, того и гляди «пожарка» приедет.
— Не боись, — сказал Луцкий после того, как вздрогнули в очередной раз. — Теперь говорить будет проще.
— А кому говорить?
— Мне, кому же еще. Ладно, не впервой.
* * *
«Забавно, даже не думала, какие ушельцы мои друзья, — подумала Татьяна. — Случись эта тусовка в Москве, уже два часа назад какая-нибудь сука кинула бы новость в твиттер или в ЖЖ: „Жена президента тусит на обычной кухне“. А тут то ли люди честные, то ли непродвинутые. Скорее всего, всё вместе».
Уже давно стемнело. Кухню, как и положено, освещали голая, неэкономная лампочка под потолком и два синих цветка газовой конфорки. Гостеприимный Горыныч наварил пельменей, выложил на стол все запасы из холодильника, и, похоже, выставил весь бар. Народ подтягивался, кто с парой бутылок пива, кто — с одной, но виски. Кто-то оказал честь столу, придя сам, без всего. Татьяне постоянно приходилось бороться за стакан с соком, чтобы не утащили для запивки.
Хозяином был, понятное дело, Горыныч — кому приходить, решал он, потому и приходили все, кто хотел, из общих друзей и знакомых. К сожалению, именно из друзей пришли не все — не смогла дозвониться. А из знакомых были те, кого Таня если бы и хотела видеть, то в последнюю очередь.
Ну ладно, Альдога. Ее тезка, Таня Толстопятова. В Питер приехала из псковского города Опочка. Еще студенткой нашла в себе кровь древних новгородцев, а также финнов и шведов. Пришла к мысли, что Невский край или Ингерманландия должны отделиться от проклятого Московского ханства. Научилась играть на гитаре и флейте, сочинила тридцать песен, в основном оплакивающих проигрыш шведами Северной войны. Была столь изящна и величественна, что даже ОМОН, когда задерживал ее на разных маршах, вел к автобусу так, как фрейлины ведут принцессу.
