— Ну что ты, Лин? Как художник, поклянусь, не была б ты мне мила, я другую тропку к твоему командиру бы нашел. Ведь ты же не простая тленница, ты — как ни крути — ягиня. Фальшь мигом учуяла бы.
Лесть пришлась сестре по душе, и она чуть смущенно отвернулась к телевизору:
— Как часто мигает. Бог Шиву метит, — высказалась она по поводу кандидата от «Союза обиженных», но прежняя тема слишком занимала, чтобы просто так отступить, — Побожись на святом огне, что не врешь! — Алина подобрала неразлучную Храпуновскую зажигалку и выпустила коготок пламени.
— Бельмо на оба моих глаза! — галантно-лукаво отчеканил хозяин квартиры.
Храпунов полюбовался на заворковавшихся голубков и, приглушив звук телика, снял со стены гитару:
— Песня серийного убийцы! — кривляясь под конферансье, объявил он.
Алина и Валера прекратили клониться друг другу в объятия. Алинка захлопала в ладоши. Максим пробежал пальцами по струнам, остался доволен звуком и с выражением запел:
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Прокурор, адвокаты, в зал пришедшие леди.
Я за двадцать минут посчитать не успел
На тот свет мной отправленных денди.
Ведь я — маньяк-убийца, серийный убийца!
Дрожащая тварь и коварный плохиш!
Опасные бритвы — моя атмосфера,
Привет дяде Фрейду, он — славный малыш!
Отслушав куплет с припевом, Валера уважительно кивнул и поднял рюмку:
— Прекрасная песня. Высокохудожественная!
Максим прекратил щипать струны, раскланялся и хлопнул водки.
— Когда меня нанимали тебя замочить, — захрумкал соленым огурчиком, закусывая, Валера, — Не зря ообещали расплатиться заклятием Котлера, ты того стоишь.
— Это нереальное обещание, — выудил двумя пальцами и себе огурчик из трехлитровой банки Храпунов. Гитара на его коленях согласно загудела.
— Никто с тобой честно рассчитываться не собирался, этим заклятием заплатить невозможно, его можно только подарить. — Испугано сообщила Алина то, что все и так знают.
— Но поскольку я оказался посвящен в твою грустную историю, меня в покое вряд ли оставили бы, — снова наполнил рюмки Валера, — Вот и пришлось начинать свою игру. Тем более что меня крепко волнует все, связанное со Злаками Зодиака. Кстати, подруга, что ты там что-то про смену Юркиной сущности говорила?
Максим снова запел:
Мой отец — камергер — убежать не успел,
А порол меня в детстве не мало.
Ванну он принимал, и железное слово «торшер»
Его током скрозь воду достало!
Припев Алина уже подпевала:
— …Привет дяде Фрейду, он — славный малыш! — весело каблуком притаптывала она.
Третий куплет Максим повел в миноре:
Я сказал психиатору: «Что ж вы хотите?
Руки в крови по локти как не умыть?
Вы меня среди буйных на денек поместите,
Будет вам всю неделю кого хоронить!»
— А хотите, я вам покажу свое изобретение? — неожиданно загорелся Валера, — Оказывается, если начинить трубку мобильника Злаками Зодиака, территория охвата увеличивается на сто кэмэ.
Максим ничего на это не сказал, он пел:
Только лишь иногда, в полнолунные ночи,
Вспоминаю всех тех, кого жизни лишил.
И тогда я смеюсь, задыхаясь от счастья.
Ведь выходит, не зря тридцать лет я прожил!
— А еще, если обрызгать разбавленным настоем Злаков дачный участок, со всей округи слетятся птицы, и не надо будет опрыскивать яблони ядохимикатами, — кажется, Валера немного захмелел, и его уже ничего не интересовало кроме пресловутых Злаков. Вот разве только придвинувшая стул к художнику поближе Алина.
— Алинка, чего там Матиевна грязными лапами трогала мою бедовую сущность?
— Ну, типа, ты стырил какую-то бумажку, заминированную заклятием «Пешка-Ферзь», и если ее прочитал, то обречен. Матиевна Райку так перепугала, что та на десять минут раньше с работы сбежала.
— Вот гадина эта Матюгаевна, гадость про человека брякнуть, как бусами бряцнуть.
На электроплите чайник уже урчал, как живот. Максим глянул на готовых, не сходя с места, слиться в любовном экстазе соратников и решил перенацелить их порыв не еду. А дальше, когда его гудящая от усталости голова наконец, коснется подушки, Храпунова уже не разбудят и залпы пушечных орудий, и мерный скрип диванных пружин. Посему с прежним подхохатыванием он отвлек внимание Валерия и Алины друг от друга:
— А я? — погрузил он в тарелку добрый шмат индейки и кивком пригласил художника опрокинуть рюмку, — Поднимаюсь на этаж. Дверь открыта, а снизу подгоняют шорохи недобрые.
— Корицы в самый раз, а вот лаврового листа я люблю побольше, — смешно пошевелил носом над четвертованной индейкой хозяин квартиры.
— Я точно помню, что запирала за собой дверь на замок! — еще готовая продолжить веселье, безапелляционно заявила сестра Алина.
Но улыбки с лиц Максима и Валеры разом испарились, как капли воды с раскаленной сковородки. Храпунов, у которого от острого предвкушения опасности даже язык за зубами побледнел, тревожно посмотрел на непроглядное окно, потянулся за пистолетом, Валерий рыпнулся в сторону коридора, но тормознул на пороге.
Сестра Алина кирдыкнула фужер, двумя руками оттолкнувшись от стола. И встала, опрокинув стул. Ей конкретно наплевали в душу, ее розовые, как носик котенка, и прозрачные, как котенка глазища, планы измазали дегтем. Ее лицо не скрывало, что девушка готова наделать глупостей. На негнущихся ногах сестра Алина двинулась к окну. Зачем? Вот дурочка!
— Не подходи к окну! — крикнул Валера.
И вдруг, будто от его крика, оконное стекло под жалобную трель лопнуло. И звенящей по подоконнику грудой осколков потекло внутрь кухни. И одновременно лопнула ваза за спиной Валеры, а он сам подстреленным партизаном рухнул на пол.
Максим метнулся вбок, подсек не успевшую наделать глупостей сестру Алину и прижал к полу.
— Жив?! — окликнул он оказавшегося по ту сторону шторой сползшей со стола скатерти Валерия.
— Корректировка гремлинов идет с крыши напротив, мы оттуда — как на ладони! Надо прорываться! — откликнулся вполне и даже чересчур живым голосом Валера, — Не высовывайтесь в окно!
Максим последовал мудрому совету не до конца. Сначала из-за глухой спинки опрокинутого стула выставил руку с наганом, затем и голову. Стоявшая на столе ополовиненная бутылка водки «Флагман» ноль-пять взмыла вверх, повисела с секунду, будто примериваясь, и лихо метнулась членовредить исаявцу. Слава Богу, тот успел спрятаться, и бутылка грохнулась о спинку стула. И только она кокнулась, Максим выглянул снова и бабахнул наугад в окно — времени разглядывать что-либо у него не было.
