— А вот здесь уже нежить плодишь, гражданин начальничек! За такое — максимум епитимью наложат или запретят хоронить в пределах церковной ограды.
— Ага, умный такой?! Думаешь, если я — новичок, меня можно на эманации разводить? Кайся, шишага, кто тебя подучил!?
— Да пошел ты… Угодник! — рявкнул невесть с какого дуру рассвирепевший Валера.
А вот ентого рявкать не стоило ни в коем разе. Вернувшийся с наполненным лимонадом стаканом Максим обнаружил у Валерия раскровяненную губу.
— Брэк! — резво скомандовал Храпунов и отчеканил персонально молодому да раннему. — Сейчас ты вызовешь конвой, который препроводит обраслеченного гайдамака в камеру. Оформлять никаких документов не станешь, мы ведь не чинуши, правда? Вздремнешь на посту в нарушение устава и забудешь наш визит, как дурной сон.
Стакан с лимонадом забвения, за которым Максим прогулялся в следственную часть, юноша принял торжественней, чем посвящаемый в рыцари оруженосец меч у сюзерена. Без экивоков шумно выхлебал угощение.
— Ну, ни духа, ни гуру, — стал откланиваться Максим Храпунов. — Пароли ты знаешь, выход самостоятельно найдешь. — Почему-то расставаться было трудно, получалось, прикипел Максимыч товарищеской симпатией к этому благородному жулику от парфюмерной магии.
— Что-то с памятью твоей стало, — укоризненно качая головой, протянул вперед скованные наручниками руки парфюмерный художник. — Второй раз уж.
— Извини, слишком нервная обстановка. — Максим расстегнул браслеты на Валере и одел себе, как побратимы и договорились час назад.
Час назад они подошли к облепленной анфасами кандидатов станции метро «Елизаровская». Калейдоскоп предвыборных плакатов испятнал все мало-мальски подходящие места — вплоть до фонарных столбов и коммерческих киосков. Диковатые взгляды и раскосмаченные бороденки прежних лет канули — как-то незаметно отсеялись и сгинули в полной безвестности горластые демократы, в качестве козырей заявлявшие лютейший антикоммунизм, родственные связи с «врагами народа» и многократные ходки в психушку. Нынешний кандидат попер сплошь респектабельный — галстуки, аккуратные прически, вальяжные и чуточку обеспокоенные судьбой России физиономии. Однако по неистребимой привычке чуть ли не все они категорически и клятвенно обещали кто Луну с неба, кто принародный дележ Золотого фонда Эрмитажа посреди Дворцовой площади. Рядом с людским водоворотом приплясывала тетка, размахивая двумя яркими тряпками и напевая:
— Тарара-тарата-тарара!
Максим с подозрением отметил, что в последние дни чересчур часто встречает на улицах сумасшедших. Но потом допер, что мадам кричит: «Свитера-свитера-свитера!», которыми торгует с рук.
На посадке в вагон среди прочих пассажиров вошла среднеазиатских паспортных данных немолодая мулатка с тяжелой клетчатой сумкой известного фасона.
— Уважаемые пассажиры! — перекрикивая шум колес, запричитала гражданка, только с шипением съехались двери, и состав тронулся. — Хочу предложить вашему вниманию незаменимую в хозяйстве вещь… — здесь вдруг хозяйка стушевалась, помолчала, изображая губами картину Айвазовского «Девятый вал» и начала панегирик по новой. — Уважаемые пассажиры! Вещь, необходимая в любом хозяйстве. Причем, если в магазинах города вы приобретаете ее по тридцать рублей, то мы напрямую работаем с оптовиками. Поэтому предлагаем всего по пятнадцать… — Здесь горлопанка опять сбилась.
— Медицинский лейкопластырь? — сочувственно подсказал пенсионер поверх усаженной на колени сумки с картошкой.
— Распродажа женских журналов? — предположила пенсионерка напротив, оторвавшись от примитивной игры на дешевенькой мобиле.
Немолодая дочь Киргизии (или Таджикистана) не сдавалась:
— Уважаемые… хочу… причем, две вещи отдам за двадцать!
— Стеклорезы?
Все, бизнес сгорел синим пламенем. Мулатка устало села на свободное место и полезла за шпаргалкой в сумку. Какой позор, она забыла текст роли.
— Ты не понимаешь, — так, чтобы не слышали посторонние, рубил фразы Валерий. — К Богдухану в гости должен идти я. Он меня к смерти приговорил, а я таких шуточек не умею прощать. Я, может быть, только ради этой встречи ушел с тобой в нелегальное дальнее плавание. Должен же быть у Тузика праздник?
— Не туда мыло трешь, — не очень прислушивался к аргументам художника Максим. — Это мое доброе имя! Это моя работа — брать Богдухана за жабры!
— Пассажиры, а вот кому пальчиковые батарейки? — нашла нужные слова в шпаргалке женщина с Востока. — По пятнадцать три штуки. Шесть штук — за двадцать рублей, дешевле не бывает!!!
— А если провал? — не унимался Валерий. — Если окажешься в камере с теми, кого сам сажал?
— Я с Алиной договорился и комара заговорил, станет мне жарко, он ее в ухо укусит. Тогда пусть посвящает в наши виражи Матиевну, хуже не будет. — Отлученный игумен, сказать по совести, не очень стремился в гости к Богдухану, но обстоятельства складывались так, что явиться к Богдухану по наводке покойного Чека, для Храпунова было жизненно важно. — Ладно, подбросим амулет, — изобрел компромисс Максим. — Если он упадет лицевой стороной к небу, твое дело — сторона. Если тыльной, так уж и быть, отдыхаю я.
* * *
— Нетопырки за голову, пантаклем к стене! — распорядился конвоир.
Непохожий на себя, вспомним про вытерпевшую окраску и завивку прическу плюс накладной шрам из актерского реквизита, Храпунов не поторопился исполнить приказ:
— А матрац бросать, начальник? — скатка набитого сырой ватой матраца оттягивала Максиму руки.
— Поговори у меня, недотыкомка, — буркнул конвоир, но настаивать на исполнении команды не стал.
Под взглядом обезопасившегося за очередной стеной паутины корпусного надзирателя, зевающего на перекрестке тюремных коридоров, конвоир осенил себя крестным знаменем, поколдовал с замком, опять осенил, для острастки вынул из кобуры серебряный крест размером с бумеранг и только после этого распахнул дверь.
— Дежурный по камере? — на повышенных тонах, будто громким голосом пытался отогнать инстинктивные страхи, заслал конвоир запрос в разверзшуюся пасть каменного мешка.
— Дежурный по камере Иван Финита.
— Принимай новенького, Финита ля комедия, — выдал некий образовательный уровень конвоир.
— В лучшем виде! — многозначительно и злорадно посулили из каземата, дохнувшего вонью перенаселения.
— Доброй ночи! — уверенно глянул на будущих соседей с порога Максимыч. — Да не достанутся ваши тени полуденному лучу.
— Ты глянь, граальники, к нам сакралика подселили. Как правильно здороваться — знает, — решил, не откладывая, прокачать Максима на слабака Финита, — и за что тебя загерметили? — Лет хаму было не больше двадцатника, кося под старших, он сутулился и прятал руки в карманах. И из соображений осторожности держал дистанцию, мало ли — прописываемый окажется крут немеренно и без рассусоливаний плюнет в задиру миллионоджоулевым фаерболом.
