Камушки на платье, в ушах и на пальцах сверкали, а глаза
девицы метали громы и молнии.
— Зоенька! — заворковал хоккеист. — Да ты
чего подумала? Женщина автограф для племянника попросила.., по-хорошему…
Девица и сама, разглядев лицо Надежды и приблизительно
определив ее возраст, смутилась. Ревновать к такому антиквариату было
безусловно ниже ее достоинства. Однако она еще для порядка прикрикнула на
хоккеиста,;
— А вот, может быть, вы что-нибудь видели? —
перекинулась на нее Надежда Николаевна и повторила свой вопрос.
— А нечего девушек подвозить в таком возрасте и на
такой рухляди! — недовольно проговорила еще не вполне остывшая Зоя,
покосившись на «девятку», но устыдилась и задумалась.
— Девушку.., нет, вроде бы никакую девушку я не видела…
— ответила она наконец.
Однако что-то в ее тоне заставило Надежду Николаевну
продолжить расспросы.
— А может, вы что-то другое заметили? Ну, необычное…
Зоя поглядела с подозрением, но Надежду, если она хотела
чего-то добиться, не так легко было смутить. Она твердо встретила Зойкин
взгляд.
— Вон, видите там столярку? — девица показала на
неказистое одноэтажное здание в глубине двора. — Так вот вчера там, за
столяркой, вроде драка была, как раз когда я к Виталику шла.
— Драка? — переспросила Надежда. — А кто с
кем дрался-то?
— Да вроде ребята из столярки с какими-то чужими.., да
не то что серьезная драка, а так… да я толком ничего и не видела! — Зоя
пошла на попятный. — Да вы лучше Таньку спросите, может, она что видела,
она вечно на крылечке курит.
— Таньку? — заинтересовалась Надежда
Николаевна. — А кто она такая, эта Танька?
— Так она там, в столярке, работает. Не то секретарша,
не то бухгалтер.., и заказы оформляет, и с бумажками всякими…
— Ну, Зоенька, мы поедем? — подал наконец голос
Виталий. — Нас там ребята уже ждут!
— Большое вам спасибо! — проговорила Надежда,
поняв, что больше ничего уже не узнает.
— Привет Владимиру! — солидно проговорил хоккеист,
и малиновый джип укатил, презрительно фыркнув мотором на старенькую «девятку».
— Надо идти в столярку, — сказала Надежда
подошедшему к ней Павлу Петровичу, — ты все слышал?
— Слышал, — кивнул тот и спросил с уважительным
интересом:
— а ты что, Надя, правда этого спортсмена узнала? Вот
уж никогда не думал, что ты так спортом интересуешься!
— Да ничего я его не узнала! — развеселилась
Надежда. — Просто на нем огромными буквами написано, что он спортсмен!
Большой, сильный, интеллект в глазах не светится, но с виду добродушный.., я и
то сначала ошиблась, борцом его назвала, а он оказался хоккеист…
— Ну надо же, — Павел Петрович огорчился, — а
я на него подумал — бандит! Вот так обидишь человека!
— Да ты не расстраивайся! Ошибиться нетрудно. Многие
спортсмены, когда карьера не залаживается, в бандиты переквалифицируются.
Только они на самых первых порах учатся «лицо держать» — вырабатывают
специальный взгляд, от которого все шарахаются. Без такого взгляда среди
бандитов никак…
Павел Петрович запер машину, и они с Надеждой направились к
одноэтажному зданию в глубине двора.
Вход в столярную мастерскую был с обратной стороны, поэтому
вполне понятно, что с набережной Обводного канала не было видно, что возле нее
происходит. Никакой вывески около входа не было, но по доносящимся изнутри
взвизгам дисковой пилы и по рассыпанным на крыльце опилкам становилось ясно,
что делают за этой дверью.
Надежда решительно открыла дверь и шагнула внутрь.
Внутри помещение было разгорожено стеклянными переборками на
несколько частей. В одной из них непрерывно что-то пилили и строгали, за другой
перегородкой веселый парень с обвязанной платком головой красил готовую дверь.
Перед самым входом мужчина лет сорока с заложенным за ухо карандашом задумчиво
разглядывал небольшой чертеж. Увидев вошедших, он отложил этот чертеж и
проговорил:
— Принимаем только на конец июля. Вам входные или
межкомнатные?
— Межкомнатные что? — в растерянности проговорил
Павел Петрович.
— Двери, конечно, — мужчина недоуменно пожал
плечами, — а вы, интересно, зачем пришли?
— Мы пока только присматриваемся, — перехватила
Надежда инициативу, — присматриваемся, прицениваемся, подбираем.., нам
квартиру еще только осенью сдадут.
— Ну вот, как раз сейчас и записывайтесь, посоветовал
мастер, — как раз пока квартиру получите, и здесь очередь подойдет, а
насчет цены не сомневайтесь, дешевле нашего нигде не найдете! Потому у нас и
очередь, и вывеску даже не вешаем — и без того от клиентов отбоя нет!
— Ну да, и налоговая инспекция не найдет, пробормотала
Надежда Николаевна себе под нос, а потом повысила голос:
— А у вас девушка работала, Таня…
— Сегодня ее нет, — нелюбезно отрезал мастер.
— А вот вчера у вас вроде какая-то драка была…
— Послушайте, — столяр выпрямился и окинул Надежду
подозрительным взглядом, — вы вообще насчет заказа или просто так? Что вы
все расспрашиваете, разнюхиваете? Я, между прочим, Татьяну после вчерашнего
уволил!
Мне ни к чему, чтобы тут посторонние шлялись и с моими
ребятами в драку лезли! Мне неприятности не нужны!
— Да ладно, что вы, — Надежда Николаевна невольно
попятилась, — я так просто спросила…
— Так просто в горсправке спрашивайте! мастер теснил
подозрительных посетителей к дверям. — Да и там только за деньги! Ишь ты,
она еще налоговой меня будет пугать! Да у меня все схвачено!
— Не сомневаюсь, — сухо проговорила Надежда, задом
выходя в дверь, — а если вы так будете разговаривать, всех клиентов
распугаете!
Павел Петрович без слова выскользнул вслед за ней. Как и
большинство мужчин, он постарался не ввязываться в конфликт, стоя, так сказать,
над схваткой.
— У меня клиентов хватает! — крикнул вслед
посетителям вредный столяр. — Вон, аж до осени очередь!
— Бывают же такие хамы! — проговорила Надежда
Николаевна, остановившись неподалеку от столярки и переводя дыхание. Сегодня и
без того было жарко, а после ссоры со столяром она еще больше
разгорячилась. — Некоторых людей никак не изменить, ему и клиенты не
нужны…
— Лексеич — он такой! — послышался голос у нее за
спиной. — Он сурьезный! Ежели что не по нем — так напустится — страх!
Надежда оглянулась и увидела небольшую сгорбленную старушку,
опирающуюся на палку, с полиэтиленовым пакетом в свободной руке. На пакете было
написано «Дольче энд Габбано», но в нем отчетливо просматривались не дорогие
итальянские шмотки, а буханка хлеба и пакет молока.
