Я замер и прислушался
— Ты слышишь?
Виола кивнула, доставая из сумки три ярко раскрашенные дубинки.
— Пение. Кто-то приближается к нам со стороны города
— И не просто кто-то.
В гильдии шутов нас учили, как узнавать друг друга. Один из способов — это, разумеется, обмен паролями, но он действует только в том случае, когда известно, кого и где искать. Учитывая бесконечность земных просторов, мы изобрели много опознавательных знаков для нахождения друг друга. В их число входят и замысловатые птичьи трели, и особые ритмические хлопки, и песня.
У наших трубадуров имеется для таких песен специальное название — тенцона: это поэтический поединок, положенный на музыку, своеобразный диалог, состоящий из вопросов и ответов на любую тему, хотя чаще всего на любовную. Мастера этого жанра могут часами импровизировать на поэтических состязаниях в Доме гильдии и на больших турнирах, устраиваемых в Южной Франции, где победителю вручают в качестве награды привязанного к шесту ястреба-перепелятника,
Но сейчас звучала особая песня, на которую любой член гильдии должен был откликнуться подобным же образом. Пропев куплет, исполнитель обычно замолкал в ожидании. А не дождавшись отклика, вновь повторял куплет.
Именно такую песню исполнял благозвучный тенор, паривший над тихим перебором лютневых струн:
Как приятно встретить мягкий свет зари,
Он не потревожит сладкий сон земли,
Прощай, Филомена, дорога вдаль зовет,
Мне нынче пора отправляться в поход.
Я откашлялся и пропел, повернувшись в сторону моего неизвестного друга:
О милый Фавн, молю, не убегай,
Любимую свою не покидай.
Дождись рассвета завтрашнего дня,
Пусть он в дорогу позовет тебя.
— Разве второй куплет не должна петь женщина? — спросила Виола, не переставая следить за дубинками, взлетающими над ее головой.
— Если таковая имеется в наличии, — ответил я. — Но тише, ученица, лучше слушай внимательно.
Когда-то мой приятель Тантало говорил мне, что мастерство трубадура определяется умением петь, играть па лютне, прекрасно выглядеть в плаще с капюшоном — и одновременно со всем этим гарцевать на лошади. И это был именно Тантало, живое воплощение своего собственного определения, резво скачущий вниз с холма на прекрасном испанском жеребце вороной масти. Как конь, так и наездник принарядились в изящные шелковые облачения в черно-красную клетку. Тантало, сама беззаботность, правил скакуном без помощи поводьев, освободив руки для игры на лютне, которая была сделана гораздо более искусно, чем моя. Копыта коня, готов поклясться, отбивали ритм его мелодии. Они спускались по склону в нашу сторону, Остановившись, Тантало перекинул ногу через седло и изящно спрыгнул на землю, спокойно продолжая наигрывать на лютне все ту же песенку.
— Ты должен научить меня этому трюку, — сказал я. — Нынче утром твой голос звучит прекрасно.
— И нынче утром, и нынче днем, и вчера, и завтра — он всегда звучит одинаково, — ответил он. — А твой, кстати, несколько хрипловат.
— Я только что плавал в ледяной воде, — слегка оправдываясь, сказал я.
Тантало снял украшенную перьями шляпу и, повернувшись, отвесил поклон Виоле, а потом вновь обратился ко мне:
— Не соблаговолишь ли представить меня твоей очаровательной спутнице?
— Виола, познакомься с Тантало, моим старым другом. Тантало, познакомься с моей новой ученицей, Виолой.
— Ученицей? — произнес он с удивлением, наклонился ко мне и пробормотал: — А она не старовата для ученицы, как ты думаешь?
Я шагнул вперед и перехватил дубинку в дюйме от его головы.
Виола притворно ахнула, продолжая подбрасывать две дубинки правой рукой, Я отправил ей обратно заблудшую третью. Она ловко подхватила дубинку и продолжила тренировку.
— Довольно невежливо со стороны трубадура делать замечания о возрасте дамы, — укоризненно заметил я ему.
— Ах, так она дама? Тогда прошу прощения. Я ошибочно принял ее за ученицу шута. Как член гильдии, я имею полное право и даже обязан подшучивать над учениками, а они должны отвечать со всей находчивостью и остроумием.
— У вас потешный вид, а от вашей лошади плохо пахнет, — отозвалась Виола.
— Ладно, ладно, над этим нам еще нужно поработать, — поспешил вмешаться я. — Но она не обычная ученица. Виола свободно говорит на девяти языках, прекрасно поет под собственный аккомпанемент и отлично разыгрывает самые разнохарактерные сценки. За это я ручаюсь.
— Ну, если уж ты ручаешься, — с легким сомнением произнес Тантало. — Ладно, я, в общем-то, прибыл сюда совсем по другому делу.
— И каково же твое дело?
Он приосанился и важно выпятил грудь.
— Теофил, я притащился из Дома гильдии в Венецию, оттуда по морю добрался до Каподистрии, а потом трясся на лихом скакуне по всему Адриатическому побережью до славного городка Орсино, чтобы задать тебе единственный вопрос: как поживает твоя нога?
— Это личный интерес или профессиональный?
— И тот и другой.
— Признаюсь лично тебе, что нога причиняет мне дьявольские мучения. А если говорить о профессии, то я пока еще не могу сделать заднее сальто-мортале и довольно сильно хромаю, но во всех прочих отношениях мои качества остались неизменными.
— Понятно, — кивнул он. — Твой отчет об успешном завершении здешнего задания был должным образом оценен. Отец Геральд так обрадовался, что даже прилюдно заплясал от удовольствия. Никто не ожидал такой прыти от нашего почтенного старца. Короче, ты вновь завоевал его благосклонность.
— Слава мне. Что же теперь нужно гильдии?
— Ишь разбежался! Сначала давай поболтаем о том о сем, а уж потом перейдем к делу. Ты ведь знаешь правила.
Я усомнился, стоит ли мне перехватывать очередную дубинку, когда она полетит в его сторону. Тантало вытащил большой носовой платок, церемонно развернул его и разложил на земле. Потом изящно уселся на него и подался вперед.
— Ты даже не представляешь, приятель, кто появился недавно в Хагенау при швабском дворе.
— Я много лет не бывал в Германии. Так кто же?
— Алексей.
— Который из Алексеев?
— Алексей из Константинополя. Сын свергнутого и ослепленного Исаака Ангела, бывшего императора. Племянничек нынешнего императора Алексея Третьего, свергнувшего и ослепившего своего брата. Алексей, который спит и видит, как бы ему стать Алексеем Четвертым, очередным императором.
— А это был бы очень ловкий трюк, если учесть, что еще живы его отец и дядя. Когда ему удалось бежать?
— Где-то осенью, мы полагаем.
— И гильдия к этому не причастна?
