— Вам кого? — строго спросила она меня, тщетно стараясь скрыть волнение за суровой маской.
— Никого… — растерялась я. — Я тут… отдыхаю.
Девушка вроде успокоилась, но потом встрепенулась:
— Что-то я вас не помню… Вы из какого номера?
— Я тоже вас не помню, — буркнула я. — Из четыреста первого.
Мой ответ привел молоденькую администраторшу в некоторое замешательство.
— А вас разве еще не выселили? — подозрительно спросила она, прищуриваясь.
Намек на подобное безобразие меня сразил.
— Это с какой стати? Номер оплачен…
— Ах да! — порывшись в толстой зеленой тетрадке, заискивающе улыбнулась девушка— Извините! Собирались только, но не выселили…
Я сердито сверкнула глазами и направилась к лифту. Тут администраторша поспешно крикнула:
— Подождите! Раз вы из четыреста первого, то вам просили передать…
Я вернулась к столу. Она выдвинула ящик и протянула мне мою пластиковую дамскую сумку. Ту самую, с фотографиями, что подобрал возле музея Шах. Недоуменно моргая, я взяла ее в руки.
— А кто передал? — спросила я, не решаясь расстегнуть «молнию».
— Мужчина.
— Когда?
— Сегодня.
— Сегодня? Во сколько? — вытаращила я глаза.
— Часа три назад…
Три часа назад Шах лежал на просевшей могилке, глядя стеклянными глазами в небо. Честно говоря, я растерялась. Поэтому расстегнула застежку и приоткрыла сумку и коричневую папку с потрепанными тесемками…
— Мужчина со шрамом? — теперь настала моя очередь смотреть на девушку с подозрением.
— Нет, — затрясла она головой, и пугливая настороженность в ее глазах весьма скоро сменилась величайшим любопытством. — Никакого шрама. А что?
— Ничего… Спасибо! — я уже была возле лифта.
Оказавшись в номере, я первым делом заперла дверь, прошла в гостиную и, положив папку на столик, развязала тесемки. Все фотографии и документы, включая карты, были на месте. Недоуменно хмурясь, я подняла последний листок и вдруг увидела полароидный снимок. На кафельном полу в луже крови лежала рыжеволосая Моль… Снимок выпал из задрожавшей руки и шлепнулся на пол.
— Проклятая ящерица… — прошептала я, тихо опускаясь в кресло.
А потом вдруг схватила сумку, распахнула и заглянула внутрь. Приподняв жесткое дно, я просунула под него пальцы и вытащила длинный узкий предмет, завернутый в пакет. Сквозь прозрачный полиэтилен на лезвии кухонного ножа хорошо были видны засохшие бурые разводы.
Грохот, донесшийся из коридора, дал понять, что к номеру приближается подруга.
— Светка! Ты здесь? — забарабанила она кулаком в дверь. — Открой, это я!
Я сгребла все в охапку и сунула под столик.
— Чего это ты закрылась? — подозрительно сощурилась Мегрэнь, стоило только мне отпереть замок.
— Машинально, — отозвалась я, с досадой оглядывая возникшего следом за Тайкой Федю. — Привычка…
— А! — перехватив мой взгляд, Тайка заметалась по комнате настороженным взглядом, потом развернулась к Феде. — Ну, мы тут отдохнем немного…
Федя заторопился:
— Некогда отдыхать, девчонки! Юрий Алексеевич сказал, что после обеда уезжаем. Так что собирайтесь.
— Юрий Алексеевич пусть в своем кабинете командует, — возмутилась Тайка, хмуря брови. — Ему надо, вот пусть и едет. А у нас отпуск!
Федя перебил ее вежливо, но твердо:
— Юрий Алексеевич сказал, что уезжаем. И в свете открывшихся обстоятельств это значит, что уезжаем…
— Хорошо, Федя, — встряла я, судорожно размышляя, что это за обстоятельства и в каком свете они открылись. — К обеду мы будем готовы.
Услышав то, что хотел, Федя кивнул и живо ретировался.
— Это что еще? — сердито повернулась ко мне подруга, проводив его взглядом. — Чего ты им потакаешь? Им только дай, они всю жизнь командовать будут!
— Кто? — не поняла я.
— Мужики! — с нажимом ответила Тайка. — А ты про кого?
— А я про органы… Боюсь, у меня с ними проблемы, — завздыхала я, в волнении теребя пальцы.
— Заболела, что ли?
— Какое, к чертям, заболела, — вяло огрызнулась я. — Я про правоохранительные… — Отодвинула журнальный столик и все рассказала. Несколько минут подруга молчала. Более всего ей приглянулся снимок. Она вертела его и так, и этак, прищуриваясь и причмокивая губами.
— Знатно он девушку рубанул… Теперь понятно, почему ты зеленая… А позвонки не перебил, нет? — она заинтересованно посмотрела на меня, меня чуть не стошнило. — Могла бы поинтересоваться… В интересах следствия, я имею в виду. Нам один раз в морге…
Я зажала рот ладонью, вскочила и бросилась в туалет. Когда вернулась, Тайка перебирала содержимое папки.
— Все на месте, — сообщила она, захлопывая папку. — Все до единого листочка. К чему бы это?
Подруга задумалась, и вдруг лицо ее прояснилось:
— А ты помнишь, что сказала мать игуменья? — Я насторожилась, потому что помнила все, что сказала мать игуменья, но ничего, что еще могло беспокоить подругу, там не было. Кроме… — Она сказала, что они нашли не всю коллекцию, а только ее часть. А вдруг…
Так я и знала!
— Заткнись! — Я рванулась вперед и выхватила папку. — Хватит кладов! Слышать больше не хочу! У меня и так голова пухнет!
Подруга печально вздохнула и задумчиво почесала затылок.
— Не понимаю, чего ты с ума-то сходишь? Лично я никаких проблем не вижу…
— А это? Не проблема? — Я ткнула дрожащим пальцем в кровавый пакет. — Там мои пальцы, на мне убийство…
— Никакого убийства, — отрезала подруга, грозя мне пальцем, — и не морочь себе голову. Ножик — в ближайшую речку, фотографию сжечь. И все!
— Как все? — возмутилась я. — Если это выбросить, то как можно будет доказать, что Жорж убил Моль?
Тайка прищурилась:
— А ты труп видела?
— Нет…
— Может, это инсценировка? Может, они сговорились, чтобы заставить тебя выдать место тайника?
— Для этого Жоржу не нужно было ни с кем сговариваться, — пряча взгляд, буркнула я.
Тайка посмотрела внимательно, но доставать меня расспросами, вопреки привычке, не стала.
— Тогда остается только плюнуть и забыть.
— А совесть? Совесть меня замучает. К тому же вдруг, когда ты станешь Генеральным прокурором России, припомнишь нераскрытое преступление и призовешь меня к ответу?
Мегрэнь мечтательно посмотрела в потолок, как видно, рисуя соблазнительную перспективу, потом вздохнула и махнула рукой:
