Генерал, видимо, начинает возражать, но резиденту уже море по колено:
– Да срать я хотел на «международные осложнения» – на возмущенные вопли всех этих суверенных героиновых шейхов и кокаиновых президентов! Здесь сейчас умирают РАНЕНЫЕ АМЕРИКАНЦЫ, и чтоб спасти любого из них, я без колебаний выжгу напалмом весь этот остров, провонявший кокаином и коррупцией!
А ты – это ведь ты подвел их под «Стингер»! – заруби себе на носу: если хоть один из этих семерых умрет, не дождавшись эвакуации, то тебе нынешнего Рождества тоже не пережить – это Я тебе обещаю! Генерал, к твоему сведению, может откинуть копыта столь же легко и просто, как и любой штафирка: головокружение на балконе, неисправная электропроводка, грузовик, угнанный наркоманом – да мало ли что бывает в большом городе. Ты для интереса полистай-ка мое досье на сон грядущий…
Короче – вертолет должен быть тут не позднее, чем через час; при посадке пусть на всякий случай отстрелят тепловые ловушки. Конец связи!
Марлоу оборачивается и обнаруживает шагах в десяти политкорректную шеренгу из шестерых спецназовцев (негр, китаец, девушка…) и лейтенанта Рамиреса.
– Извините, лейтенант, но я забираю у вас не только всех боеспособных людей, но и всё что есть из серьезного вооружения: вам тут могут повстречаться лишь гиены, а мы идем охотиться на тигра-людоеда.
– Само собой, майор! Вот только дать мне вам особо нечего – пара пулеметов да базука… Из вертолета впопыхах успели извлечь единственный «Стингер» – ну не издевательство ли?
– Что-о-о?! «Стингер»? Ну лейтенант, – расплывается во внезапной улыбке Марлоу – это, пожалуй, самая лучшая новость за последние полсуток!
50
Отряд Робингуда – у входа в виллу Бишопа; сумерки сгущаются по-тропически быстро, так, что подъездная дорожка с изрешеченным пулями джипом и телами перебитых охранников уже практически неразличима. Робингуд настороженно всматривается в полуоткрытые двери Драконьего логова – безмолвного и темного, таящего в себе непонятную, но буквально физически ощутимую угрозу (оскароносную музыку из «Омена», плиз!):
– …Будь это компьютерной игрой – самое время СОХРАНИТЬСЯ.
Первыми внутрь проскальзывают, четко прикрывая друг друга, Робингуд с Ванюшей; затем в обширном холле с ведущей наверх парадной лестницей с резной деревянной балюстрадой появляются остальные члены отряда. Архитектура холла производит весьма странное впечатление, какое-то шизофреническое барокко: стены представляют собой чередование колоннообразных выступов и глубоких ниш – кажется, что находишься на поляне в непроглядно-густом лесу. Электричество горит, но еле-еле, в четверть накала, и это, пожалуй, даже хуже, чем полная темнота: кажется, слабенькие красноватые отсветы скрытых светильников (будто угли гаснущего костра) лишь сгущают сумрак у стен.
Свет мигает, и тут скользящий вдоль левой стены Робингуд боковым зрением замечает тень, шевельнувшуюся во мраке меж колонн; молниеносным пируэтом уйдя вбок, он всаживает в неведомого противника короткую очередь из M-16, и в тот же миг за спиною у него эхом отзывается «Узи» Ванюши: тот щедро, от души, поливает свинцом такую же затемненную нишу правой стены. Мрак откликается мелодично-насмешливым звоном стекла.
– Не бей зеркала, Боря – плохая примета, – доносится сзади невеселый смешок Подполковника.
– Да уж понял, не дурак, – раздраженно откликается атаман. – Похоже, тут кругом зеркала… И при этом никаких охранных систем – ни телекамер, ни фотоэлементов…
– Охранные-то системы ладно, – Подполковник, пожалуй, впервые за всё время выглядит столь встревоженным. – Что мне по-настоящему не нравится, так это отсутствие собак. Ей-богу, я сейчас не то что ротвейлеру – Баскервильскому псу бы обрадовался как родному!
– Собаки и лошади… – медленно выговаривает Робингуд. – Они чуют нежить куда лучше, чем люди и не терпят ее рядом с собой! Так может, это не бред – то, что говорил наш цеэрушник насчет «дневной стражи и ночной стражи»?.. Тих-хо!..
Во мраке в тылу у отряда раздается отчетливый скрип, венчаемый металлическим щелчком: это как бы сама собою затворилась и заперлась на замок массивная входная дверь.
И в тот же миг откуда-то сверху доносится мерный звук мягких тяжелых шагов: кто-то (или что-то?) спускается по скрытой темнотою парадной лестнице…
51
Поначалу из тьмы проступает какой-то грубый матерчатый балахон, сам собою плывущий по воздуху над ступенями лестницы. Однако секундою погодя становится видно, что это огромный, поболее Ванюши, чернокожий, вся одежда которого – джутовый мешок с прорезанными дырками для рук и головы; в руках он несет свернутую рыболовную сеть и бухту веревки.
– Стойте и не двигайтесь, – разносится по залу тихий шелестящий голос, идущий неведомо откуда. – Вы нужны мне живыми…
Движения у гиганта замедленные и какие-то не слишком уверенные, как у крепко пьяного. На одной из ступенек он, на миг потеряв равновесие, вынужден опереться о балюстраду; когда его пальцы хватаются за перила, раздается негромкий треск, и на полированном дереве остается ободранная вмятина, ощетинившаяся щепками.
– Господи помилуй, это же зомби! – посеревшие от ужаса губы констебля Робинсона принимаются бормотать католическую молитву, рука же судорожно выпрастывает из-под мундира шейный шнурок с каким-то корешком-амулетом.
– Стой! – Робингуд вскидывает M-16 и, когда гигант делает следующий шаг, стреляет на поражение, сразу: тут уж не до «двух предупредительных»… Несбалансированная пуля калибра 5.56, попав негру в глаз, разносит на выходе всю левую сторону черепа, но на зомби это производит не большее впечатление, чем брызги на брюках из-под колес промчавшейся рядом машины: он на миг останавливается и издает низкий яростный рык. По темному залу при этом проползает негромкий шелестящий смешок…
– Боря! – внезапно подсказывает сзади Подполковник. – Бей очередями по ногам! Разнеси ему кости!
Грохот автоматной очереди. Колени зомби буквально разлетаются на куски (крови при этом, как ни странно, не видно вовсе). Гигант рушится как взорванная водонапорная башня, и тело его с ревом и грохотом катится по ступенькам к подножию лестницы. Там он делает безуспешную попытку приподняться, и тогда яростный рык его внезапно сменяется на пронзительный, надрывающий душу скулеж собаки с перебитым хребтом.
– Какая досада… – недовольно откликается шелестящий голос. – Придется убить вас прямо сразу. А я так надеялся поразвлечься, взяв вас живыми…
При этих словах гулкую тишину зала наполняет звук множества шаркающих шагов. Из притемненных ниш по стенам появляются все новые и новые зомби, одетые в джутовые мешки; их уже не менее трех десятков, и все они вооружены топорами, ржавыми серпами, мачете. Черная волна неотвратимо надвигается на обреченно ощетинившуюся ружейными стволами кучку белых у подножия выдержанной в колониальном стиле лестницы – ни дать, ни взять, газетная литография середины прошлого века «Негритянское восстание на N-ской плантации»…
