Лишь когда гроб исчез в корабельных недрах, он вынул из кармана белый конверт и протянул его Альдо:
– Держите! Возможно, вам это пригодится. Морозини взглянул на него с недоумением:
– Что это?
– Моя визитная карточка с парой фраз в придачу. Если вы все-таки решитесь отправиться за океан, я настоятельно рекомендую вам заглянуть в Нью-Йорке к моему старому другу, шефу городской полиции Филу Андерсону. Это человек очень умный, очень компетентный, очень надежный, и к его советам стоит прислушаться. Кроме того, он отрастил длинный, как бивень слона, зуб на все, что имеет отношение к мафии, а ваш Риччи может принадлежать к ней.
– А почему вы предположили, что я туда поеду? – спросил Альдо, однако карточку взял и спрятал в карман.
– Без всяких причин! Просто мне пришла в голову такая мысль. Заметьте, я вовсе не подталкиваю вас к этому. А сейчас вам пора подниматься на борт, – добавил он, посмотрев на часы. – Передайте мои наилучшие пожелания княгине. Возможно, как-нибудь я навещу вас.
– Это было бы лучшей из всех новостей! Наш дом всегда открыт для вас!
Мужчины обменялись рукопожатием, и Альдо направился к трапу, но, сделав три шага, обернулся:
– Прошу вас, постарайтесь удержать Видаль-Пеликорна от слишком больших глупостей! Он вообразил себя Марком Антонием, и его американская Клеопатра начинает всерьез меня тревожить!
Уоррен вынул трубку изо рта и скривил губы, что должно было означать улыбку:
– Представьте себе, меня тоже! Счастливого пути!
Через два дня Альдо уже был в Париже. Жаклин Оже отныне обрела вечный покой в родной земле, и благодаря принятым Скотленд-Ярдом мерам это произошло без каких-либо затруднений. Он мог только отдать должное организации дела. У трапа корабля его ожидали полицейские и похоронный катафалк. Таможенный контроль проявил оперативность и такт. После короткой службы в церкви гроб, усыпанный свежими цветами (Уоррен предусмотрел даже эту деталь), был опущен в могилу, где покоились родители девушки. Альдо осталось лишь оплатить счет и надеяться, что кто-нибудь придет помолиться к могильной плите, на которой по его распоряжению выгравировали имя и даты жизни. Вот почему на парижский поезд он сел с ощущением, что совесть его чиста. Однако разум бунтовал по-прежнему: нельзя было отделаться от мысли, что Риччи преспокойно наслаждается лучами солнца, после того как навсегда лишил этого счастья создание Божье, перед которым предстал в облике рождественского Деда Мороза, оказавшегося лишь маской безжалостного убийцы. Виновность сицилийца-янки в этом преступлении не вызывала у него никаких сомнений, даже если тот был непричастен к убийствам в «Ковент-Гардене» и в Багерии.
Его возвращение на улицу Альфреда де Виньи ознаменовалось тремя улыбками и вздохами облегчения – хотя он несколько раз звонил специально для того, чтобы успокоить женщин. Это не помогло, ибо Лиза инстинктивно обрела старые привычки образцовой секретарши и раздобыла английские газеты, в которых широко освещалось «Загадочное убийство на Пиккадил-ли». Именно их и предъявили Альдо, когда он, избавившись от угольной и прочей дорожной пыли, присоединился к своим женщинам в зимнем саду, где маркиза на свой манер отмечала fiveo'clock, выпивая один-два бокала шампанского.
– Давно ты знаком с этой молодой женщиной? – спросила Лиза, протягивая «Дейли Мейл» мужу.
Вопрос был задан невинным тоном, но Морозини слишком хорошо знал жену, чтобы недооценить звучавшее в голосе напряжение, однако, сознавая чистоту своих намерений, не желал получать выволочку – пусть даже от лучшей в мире супруги, восхитительной, как никогда, в крепдешиновом платье с набивкой из зеленых, желтых и белых геометрических фигур. Он нахмурился, а потом, сохраняя верность привычке, ответил вопросом на вопрос:
– Что это на тебя нашло? Ты покупаешь английскую прессу?
– Когда ты куда-нибудь уезжаешь, дорогой, я всегда покупаю местные газеты, – пропела она с совсем уже ангельской кротостью. – Редко бывает, чтобы там не было новостей о тебе. Ты такой интересный, яркий, заметный человек...
– Неужели там говорится обо мне? – проворчал он, увидев на первой полосе фотографию Жаклин. – Где, черт возьми, эти парни сумели ее раскопать?
– Твою фамилию полностью не называют, – вмешалась мадам де Сомьер, – но когда речь идет о князе М., а ты находишься где-то поблизости, все становится ясно. Лучше бы ты сам рассказал нам, не слишком присочиняя!
– Я никогда ничего не сочиняю, когда имею дело с вами, – парировал Альдо. Затем, увидев устремленные на него взгляды трех женщин, добавил: – Вы что же, решили судилище устроить? Я пережил несколько тяжелых дней, быть может, впереди меня ожидает кое-что похуже, а вы не нашли ничего лучшего, как подвергнуть меня допросу! Вы вполне заслужили, чтобы я вообще отказался от рассказа!
– Нет, не заслужили! – жалобно протянула готовая расплакаться Мари-Анжелин. – Это было бы слишком жестоко!
– Только чтобы доставить удовольствие вам, Анжелина! Узнайте прежде всего, что с Жаклин Оже я познакомился только в день ее смерти. До этого я видел ее только мельком, в «Ритце», во время обеда с Болдини, и, поскольку об этом я вам подробно рассказывал, вы должны это помнить.
– А, та самая блондинка! – воскликнула Лиза.
– Да. Та самая, только ее уже нет на свете! Теперь постарайтесь выслушать меня, не перебивая.
Времени на это ушло немного, но к концу рассказа тетушка Амели утирала слезы:
– Ты похоронил ее рядом с родителями? О, это очень хорошо, малыш!
– Я всегда знала, что вышла замуж за точную копию Дон Кихота, – сказала Лиза, более взволнованная, чем ей хотелось показать. – Что меня тревожит теперь, так это продолжение.
– Какое продолжение?
– Продолжение этой печальной истории. Ведь ты в скором времени посетишь Главную Трансатлантическую Компанию. Я права, не так ли? Ты думаешь именно об этом?
Альдо сел рядом с женой на ротанговое канапе с подушками, затянутыми в ткань Жуй, и взял ее за руку, чтобы по своей нежной привычке поцеловать ладонь. На ресницах ее подрагивали слезинки.
. – Нет, если тебе это больно, сердце мое. Конечно, мне хотелось бы, чтобы мерзкий тип заплатил за свое преступление или преступления, хотелось бы найти драгоценности Бьянки Капелло, ибо я убежден, что оба дела тесно связаны между собой. Но ты – самое дорогое, что у меня есть, и ни за что на свете я не желал бы причинить тебе страдания. Особенно сейчас! Вот если бы ты поехала вместе со мной...
– Это было бы верхом безумия! – вскричала Мари-Анжелин, чьи ноздри вздрагивали с того мгновения, как Лиза упомянула прославленную пароходную компанию. – Нельзя забывать о младенце! Зато мы могли бы с пользой сопровождать Альдо, ведь миссис Ван Бюрен уже пригласила нас в Ньюпорт.
– Я так и думала, что мы очень скоро услышим о ней, – иронически произнесла мадам де Сомьер. – Вы никогда не упускаете случая устроить ваши маленькие делишки, План-Крепен! Почему путешествие в Америку верх безумия только для Лизы? Конечно, она беременна, но я – старуха с хрупким здоровьем...
