– Значит, так… До Дол-Гулдура, как я понимаю, осталось всего ничего, дюжина миль. Сейчас подходим к дороге; дальше вы остаетесь, а я иду в крепость. Один. Если через три дня не вернусь – значит, все: поворачивайте оглобли, меня нет в живых. К крепости не приближаться ни при каких обстоятельствах. Ни при каких – ясно?
– Да вы что, сударь, спятили? – вскинулся орокуэн.
– Сержант Цэрлэг, – он и не подозревал за собою способности к таким обертонам, – вам ясен приказ?
– Так точно… – Тот замялся, но лишь на секунду. – Так точно, господин военлекарь второго ранга!
– Вот и славно. А мне надо выспаться и хорошенько продумать, что говорить этим самым ребятам в ненадеванных сапогах – если крепость в их руках. Кто я таков, где провел эти месяцы, как добирался сюда и все такое… Откуда, кстати, у меня на ногах ичиги – тут мелочей не бывает.
ГЛАВА 57
Кумай переложил рули, и планер недвижимо замер в вышине, привычно и уверенно опершись раскинутыми крыльями на пустоту. Дол-Гулдур отсюда открывался как на ладони – со всеми его декоративными бастионами и равелинами, центральным донжоном, занятым теперь под мастерские, и ниточкой подъездной дороги, петляющей меж вересковых холмов. Он еще раз окинул взором окрестности и довольно ухмыльнулся: спрятать их «Оружейный монастырь» здесь, у черта на куличках, под самым носом у лориенских эльфов, – затея, великолепная в своем нахальстве. Правда, многие из коллег, собранных под крышею чародейной цитадели, ощущали себя не в своей тарелке (у одних беспрерывные ночные кошмары, а у иных – и открывшиеся вдруг малопонятные хвори), но тролли – народ толстокожий и флегматичный, не верящий ни в сон, ни в чох, так что инженер чувствовал себя здесь превосходно и погрузился в работу так, что даже маковка наружу не торчала.
Хотя формально старшим над ними числился Джагеддин – прославленный химик, оптик и электромеханик из Барад-Дурского университета, – реально командовал «на объекте» комендант Гризли, чем-то и вправду напоминающий огромного серого медведя из лесистых нагорий Северо-Восхода; ни настоящего его имени, ни должности, которую он занимал в разведслужбе, никто из них не знал. Кумай не мог даже сообразить, кто тот по крови; может, из тех, северных, троллей, что жили когда-то в Мглистых горах, а потом постепенно растворились среди дунгар и ангмарцев?
С комендантом Кумай спознался немедленно по прибытии в крепость (люди суперинтенданта переправили его сюда по эстафете вдоль Дол-Гулдурского тракта – у них тут оказалась налажена настоящая ямская служба, обозы ходили едва ли не через день); Гризли устроил ему многочасовой допрос, с маниакальной обстоятельностью перешерстив всю Кумаеву жизнь, разве что не поинтересовался сексуальными вкусами его первой подружки. Детство, учеба, военная служба; имена и даты, технические характеристики летательных аппаратов и привычки его университетских собутыльников, словесные портреты горных мастеров с отцовского рудника и последовательность тостов в троллийском застолье… «Вы утверждаете, что третьего мая 3014 года, в день вашего первого полета, было пасмурно; вы твердо в этом уверены?.. А как зовут бармена в кабачке «Эчигидель», что напротив университета? Ах да, верно, «Эчигидель» будет чуть дальше по бульвару… Инженер первого ранга Шаграт из вашего полка – высокий, сутулый, хромает на правую ногу? Ах, квадратненький и не хромает вовсе…». Дураку ясно – проверка на вшивость, но к чему такие сложности? Когда же Кумай упомянул по ходу дела какую-то деталь своего миндоллуинского побега, Гризли укоризненно поморщился:
– Разве вас не проинструктировали, что эта тема под запретом?
– Но… – растерялся инженер, – я, право же, не думал, что этот запрет распространяется и на вас тоже…
– Вас предупреждали о каких-то исключениях из правила?
– Никак нет… Виноват.
– Привыкайте… Ладно, проверку вы прошли успешно. Угощайтесь. – С этими словами комендант придвинул Кумаю пузатый чайник с обколотым носиком и неведомо как попавшую сюда кхандскую пиалу из тончайшего кремового фарфора, а сам погрузился в изучение составленного механиком списка – что тому потребно для работы (бамбук, бальсовое дерево, умбарская парусина… уйма всего, да потом наверняка и еще что-нибудь всплывет). – Кстати, ваши прежние сотрудники, такие как мастер Мхамсурэн… будь они здесь, это заметно помогло бы делу?
– Ну еще бы!.. Только разве это возможно?
– Для нашей службы нет ничего невозможного. Нужно только припомнить об этих людях все – приметы, дружеские и родственные связи, привычки… Нам пригодится любая мелочь, так что напрягите-ка память.
А по прошествии еще получаса комендант слегка прихлопнул ладонью стопку исписанных листов, лаконично подытожив:
– Если они живы – найдем, – и Кумай отчего-то сразу почувствовал: эти – найдут.
– Переодевайтесь, господин инженер второго ранга. – Гризли указал взглядом на комплект новенькой мордорской униформы без знаков различия (так тут были обмундированы все – и конструктора Джагеддина, и обслуга, и безмолвные охранники из разведслужбы). – Пойдемте, покажу вам наше хозяйство…
Хозяйство оказалось обширным и разнообразным. Кумая, например, дожидался великолепный планер невиданной им ранее конструкции: прямые и узкие, как эльфийский клинок, крылья почти двадцатиярдового размаха держались, казалось, вообще ни на чем – какой-то невероятный материал, легче бальсы и прочнее каменной лиственницы: под стать планеру была и «мягкая» катапульта для его запуска – ну нет таких материалов в природе, хоть башку рубите! Тут только механик сообразил, что имеет дело с легендарным «Драконом» назгулов, дальность полета которого определяется единственным обстоятельством – сколько времени выдержит без посадки пилот в своей гондоле. Впрочем, пилотирование «Дракона» Кумай освоил с легкостью: известное дело – чем совершеннее техника, тем проще она в обращении.
Одновременно с Кумаем в Дол-Гулдуре объявились четверо изенгардских инженеров «пробойного огня»: так величали порошкообразную зажигательную смесь вроде той, что издавна использовалась в Мордоре для праздничных фейерверков. Изенгардцев привел сюда Росомаха – невысокий жилистый парень с чуть кривоватыми ногами, похожий на дунгарского горца; он теперь замещал Гризли, когда тому случалось отлучиться из крепости по своим секретным делам. К пробойному огню (его через небольшое время стали называть просто – порошок) мордорские мастера отнеслись поначалу весьма скептически: начиненные им каплевидные керамические сосуды с короткими крылышками летели действительно далеко, почти на две мили, но вот прицельность, мягко говоря, оставляла желать лучшего – плюс-минус двести ярдов. К тому же как-то раз «летающая капля» разорвалась прямо в направляющем желобе, убив случившегося поблизости рабочего; узнав же от изенгардцев, что такие истории случаются – «ну, не скажешь, чтоб регулярно, но быва-ат, быва-ат», – мордорцы лишь переглянулись: «Слышь, ребята? Ну-ка его на хрен, этот пробойный огонь, – с ним своих спалишь скорей, чем чужих…»
Однако не прошло и трех дней после той аварии, как катапультисты пригласили Гризли на пробные стрельбы – похвастаться новым типом снаряда. Со стандартной трехсотъярдовой дистанции они первым же выстрелом превратили в решето группу из восьми мишеней; а всего и дела-то было – полый керамический шар, набитый порошком с рубленными гвоздями и снабженный огнепроводным шнуром для зажигательных нафтовых кувшинов. Следующий шаг напрашивался сам: поместить емкость с порошком внутрь резервуара с огневым желе, что получается при растворении мыла в светлой фракции нафты – так, чтобы при взрыве липкие прожигающие хлопья разлетались во все стороны… Гризли оглядел тогда тридцатиярдовое пятно выжженной до минерального слоя почвы и изумленно обернулся к Джагеддину: «И это все натворил один-единственный кувшин? Ну, ребята, поздравляю: наконец-то вы придумали нечто стоящее!»
