– А я ее знаю.
Пастор медленно обернулся. Лицо у него было усталое.
– Что ты сказал?
Инспектор Карегга повторил, что знает, кто она.
– Ее зовут Джулия Коррансон, она журналистка из «Актюэля».
Каскад розовых таблеток низвергся на пол. Когда Ван Тянь вспомнил про свой тюбик успокоительного, он был совершенно пуст.
Зазвонил телефон.
– Пастор, ты?
На том конце провода задыхающийся от профэнтузиазма полицейский голос кричал:
– Ну все, мы знаем, кто девица!
– Я тоже, – сказал Пастор.
И повесил трубку.
15
Я, со своей стороны, пораскинул мозгами. Медсестра из мэрии одиннадцатого округа хотела сделать нашего Калоша наркоманом, а Хадуша замели с пакетом таблеток. Зная, что мне не поверят, Хадуш не дал мне встать на свою защиту. Он предпочел выпутываться сам. Но вот прошла неделя, а Хадуш не возвращается. Отсюда вывод: нужна помощь.
Я принял единственно возможное решение: отыскать эту наркомедсестру и заставить ее во всем признаться. А посему я отрядил старого Калоша в мэрию. Он должен вызвать вышеозначенную медсестру на дом, под тем предлогом, что его порция грез подходит к концу. Он записался куда следует, его заверили, что она явится к нему в 16.30, и теперь я сижу у Калоша в платяном шкафу. Возбужденный надеждой на новую встречу, Калош не может усидеть на месте.
– Одно тебе скажу, Бен, пикантная женщина!
– Замолчи, Калош, она же может услышать! Возьмет и явится! – говорю я, сидя на корточках среди его старых костюмов и самопальных шузов. Шкаф Калоша пахнет прошедшим временем совершенного вида.
– Ослепительная улыбка, глаза как звезды, ты сам увидишь!
– Да если ты не перестанешь болтать, я вообще ничего не увижу. Она поймет, что ты не один, и отвалит!
– С тех пор как я ее увидел, я все время думаю о ней.
Мне не видно Калоша, но слышно, как он топает по комнате. Он принарядился. Ботинки со страшным скрипом вспоминают пятидесятые годы.
– А какая проказница! Знаешь, она дала мне лекарство и погладила по ладони…
Честно говоря, он так взвинчен, как будто и вправду съел весь этот взрывпакет. Я начинаю опасаться за дальнейший ход операции.
Тук-тук – а вот и дальнейший ход.
Шаги Калоша смолкают.
Опять «тук-тук». Калош не двигается с места. Яростный шепот с моей стороны:
– Да открывай же, дьявол!
Положение безнадежное. Он окаменел. Он обратился в лед. И, скрючившись в платяном шкафу, я внезапно понимаю, почему уделом Калоша стало безбрачие.
На этот раз раздается ТУК-ТУК-ТУК!
Если я по-быстрому не приму какое-нибудь решение, пикантная женщина свалит, как сваливали до нее все женщины в жизни Калоша, потому что он зазывал их к себе и никогда не впускал. Поэтому я выскочил из шкафа, пробежал квартиру и настежь открыл дверь.
– Спите вы, что ли, – сквозь зубы говорит огромная белобрысая баба, отшвыривает меня в сторону, как полузащитника, и оказывается перед остолбеневшим Калошем.
– Ну, давай, дед, выкладывай.
Калош нем. Мамонтша поворачивается ко мне:
– Чего это с папашей? Давайте побыстрей, а то вас много, а я одна!
– Он ждал кого-то другого и поэтому немного удивлен.
– Кого другого? Он же вызывал районную медсестру?
– Вот именно, и думал, что придет другая, черненькая.
– Нет у нас черненьких. Нас всего двое. И вторая рыжая. Я гораздо симпатичней. Так что никаких иллюзий на ее счет.
– Но в прошлый раз ему выдала лекарство такая молоденькая брюнетка, и, поскольку ему стало лучше, он решил вызвать кого-нибудь пополнить свои запасы.
– Рецепт есть?
– Какой рецепт?
Ее сальная морда вдруг застывает. Глазки сощуриваются.
– Бросьте придуриваться. Были лекарства, значит, должен быть рецепт.
– Ничего подобного. Были таблетки, насыпанные в полиэтиленовый мешочек, – что-то успокоительное…
– Может, позвать полицию?
Тут диалог слегка зависает. Великанша сказала это так запросто, как будто предложила сходить выпить.
– Нет, у вас в квартале сплошные придурки! За неделю – третья попытка выбить из меня поддельный рецепт. Во-первых, я против, а во-вторых, у меня нет бланков.
Но вдруг ее рожа хитро морщится, складывается в какую-то заговорщицкую ухмылку, а указательный палец тычет в сторону Калоша:
– А ведь наркота нужна не деду, точно? Она нужна вам…
(Другое дело.)
И вдруг она начинает ворковать:
– Наркотики – не выход из проблемы… Я могу предложить кое-что получше…
С этими словами она двигается на меня. Сколько в ней может быть росту? Не обладай я хорошей задней скоростью, мою голову заклинило бы у нее в грудях. Спиной к Калошу она приказывает:
– Марш на кухню, дедуля.
Сказано – сделано, теперь мы вдвоем. Ее зверская морда нависла надо мной, ее гранитный бюст вдавливает меня в стену, ее рука, как ковш экскаватора, тянется вниз (в мой личный низ), и голосом сексманьячки она диктует свой рецепт:
– Сейчас у меня мало времени, золотко, придешь лечиться ко мне домой – и не позднее, чем сегодня вечером, не то я сдам тебя ментам. Держи адресок.
Действительно, запустив пальцы мне за ремень, она сует туда холодную визитную карточку, и мой интимный датчик тут же сигнализирует: рельефная печать. Большой шик.
* * *
Иначе говоря, благодетельница Калоша была такая же медсестра, как я епископ. Разумеется, она никак не связана с мэрией, у мэрии есть свои медсестры, они не сажают пациентов на иглу, зато насилуют.
Если эта черненькая не принадлежит к списку служащих муниципалитета, значит, она работает на себя или на банду, специализирующуюся на обработке стариков (она уже трижды отметилась в нашем квартале). И тут – ну конечно же – эврика! Я вспомнил про ту стройную брюнетку, которая вводила наркотики Риссону, которую еще выслеживала моя Джулия… А вдруг это одна и та же? Просто одна и та же девушка…
* * *
Продолжение малоссенского расследования протекает в темной комнате под фотографическими пальчиками моей сестры Клары, при свете красной лампы, висящей у нас над головами (как нежно светится лицо Клары… Ответь мне, милая, кто в тебя влюбится и когда это будет? И как переживет это твой старший братец?).
Мы решили проявить все снимки, сделанные Кларой во время вручения медали. Если немного повезет, брюнетка окажется в кадре.
