– Ну хорошо, Тома. Возвращайся в клинику и жди вместе с санитарами. Я скоро приду за тобой. Дай мне ключ от квартиры.
Ребенок отрицательно мотнул головой.
– Ты забыл ключ?
«Нет, – мотнул головой ребенок. – Нет, нет, нет, нет». Как будто он уже не контролировал движения собственной шеи.
Постель-Вагнер протянул руку. Он улыбался.
– Ну же, Тома.
Дверь открылась сама, совсем рядом дрожащий голос произнес:
– Доктор?
Постель-Вагнер обернулся, не вставая. Над ним склонилась бабушка Тома. Очень старая, очень седая, очень хрупкая и очень бледная. В глазах у нее стоял тот же ужас, что и у внука. Постель-Вагнер вскочил на ноги.
Высокая женщина в розовом костюме возвышалась за спиной у старушки. Она медленно позвала ребенка, угрожающе улыбаясь:
– То-о-о-ма…
Ребенок кинулся к бабушке.
– Вот так, – одобрила великанша.
Она резко притянула к себе бабушку с внуком и, пятясь задом, вернулась в квартиру. Она держалась очень прямо в своем английском костюме телесно-розового цвета. Высоченная манекенщица в стиле Коко Шанель с побрякивающими на кистях браслетами.
– Входите же, доктор, – приветливо сказала она, – и закройте за собой дверь.
Постель-Вагнер сделал, как она сказала.
Только после того, как дверь закрылась, он увидел у нее в руке револьвер.
– Да, вот именно, – сказала женщина, – ждешь племянника, а попадаешь на племянницу. Не могла же я быть одновременно и здесь, и в Бельвиле. Полиция делает успехи по части описания примет.
Племянница была высокая, очень, и широкая в кости, с игривой улыбкой на веснушчатом лице, которое озаряли зеленые, необыкновенно ясные глаза. Крашеная блондинка, широкие плечи, удлиненные твердые мышцы, бойцовские кулаки, мускулистые ноги. «Травести? – размышлял про себя Постель-Вагнер. – Нет… бедра, и кадыка не видно: стопроцентная баба», – решил он.
Племянница дотащила бабушку с внуком до небольшой гостиной и знаком велела им сесть на старый диван.
Потом сама рухнула в кресло, скрестив свои длинные ноги, и дулом указала судебному медику, куда сесть.
Когда Постель-Вагнер устроился, племянница посмотрела долгим взглядом на мальчика и наконец произнесла с искренним сожалением в голосе:
– Это очень нехорошо, то, что ты сделал, Тома. У нее был тонкий суховатый мальчишеский голос.
– Заманить доктора в ловушку, как не стыдно! Она по-учительски покачала головой.
– Почему ты это сделал?
Бабушка прижимала к себе малыша, зарывшегося головой ей под мышку.
– Смотри на меня, когда я с тобой говорю, Тома. Почему ты это сделал?
Ребенок поднял голову, и Постель-Вагнер был озадачен странным выражением его лица: удивление, смешанное с ужасом.
Племянница улыбалась ему.
– Потому что я тебя попросила?
Он кивнул.
– Да? – удивилась племянница, вдруг посмотрев на врача, как бы беря его в свидетели. – Да? Значит, если бы я сказала тебе броситься в Сену, ты бы бросился? Ты делаешь все, что тебе говорят, Тома?
– Вы сказали… – промямлил несчастный малыш, – бабушка…
– Я сказала, что убью твою бабушку, если ты не приведешь доктора, так?
Ребенок, громко сопя, подтвердил.
– Ну конечно, я бы ее убила, – серьезно согласилась племянница.
Потом добавила, наклонившись к мальчику:
– Но это не повод предавать доктора. Герой, настоящий герой, скорее пожертвовал бы своей бабушкой, чем предал друга. Они так и делали, герои движения Сопротивления. Доктор – твой друг! Он спас твою бабушку! Он лечил твой палец! Это же твой друг! Настоящий! А?
– Да, – выдавил из себя ребенок.
– И ты его предал! Я очень огорчена, Тома. И я уверена, что бабушка тоже не одобряет твоего поступка. Не так ли, мадам?
«Сейчас я кинусь на нее, – подумал Постель-Вагнер, – и вышвырну в окно, вместе с пушкой и креслом». Он почувствовал внезапный прилив сил и понял, что справится.
Но племянница подмигнула ему:
– Только пальцем пошевелите, доктор, – и я всажу пулю бабушке в бедро. В конце концов, вы ведь ради нее сюда явились?
Она рассмеялась. Очаровательная улыбка.
– Это успокоило бы совесть Тома.
Она помолчала немного. Потом продолжила, сокрушаясь:
– Это ничего, странная у нас молодежь пошла, вы только посмотрите, ну что это такое. Ну о каком будущем тут можно говорить?
– Именно, – вмешался Постель-Вагнер, – как насчет будущего?
Племянница посмотрела на него, как будто не понимая. Она долго размышляла, потом, не сводя глаз с Постель-Вагнера, продолжила, обращаясь все так же к ребенку:
– Знаешь, Тома, не такой уж он хороший друг, твой доктор.
Тома украдкой взглянул на Постель-Вагнера.
– Он запер моего дядю в холодильник, – сказала племянница.
Ребенок молчал.
– Что ты на это скажешь? Запереть моего дядю в холодильнике…
– Наверное, он умер? – воскликнул мальчик.
– Умер? – повторила племянница. – Мой дядя? Нет, нет, он не умер. Зачем ты так говоришь?
И добавила:
– Люди никогда не умирают, если их по-настоящему любят.
Потом она опять нагнулась к ребенку, чеканя каждое слово:
– Если твоя бабушка однажды умрет, Тома, значит, ты ее не слишком любил.
Руки Постель-Вагнера стиснули подлокотники кресла.
– Что, разве не правда? – обращаясь к нему, наивно спросила она. – Разве мы умираем не от ран, нанесенных нашей любви?
– Ваш «дядюшка» вас уже третий день дожидается, – отрезал Постель-Вагнер.
– Он меня ждет?
Лицо племянницы просияло детской улыбкой.
– Ну так идемте же!
Она вскочила и захлопала в ладоши.
– Мы идем?
На мгновение Постель-Вагнер застыл в своем кресле. Потом медленно поднялся:
– Идемте.
– Замечательно! – сказала племянница.
Они уже направились вон из комнаты, в коридор, ведущий к выходу, когда племянница весело воскликнула:
– А вы сидите, где сидели, да? И не двигайтесь. Или я убью доктора. Договорились?
Бабушка и внук молча посмотрели на нее.
– Клянусь вашими головами!
Она по очереди ткнула им в голову дулом своей пушки. Бабушка и внук вряд ли могли пошевелиться, даже если бы захотели.
