Хизер стала одной из героинь какого-то старого романа. Она
пила много шампанского, хохотала, флиртовала и упражнялась в остроумии. Про
себя она думала, какое это замечательное время, в которое ее забросили.
Георгианцы умели жить! Потом пришла королева Виктория и испортила всеобщее
веселье.
В этой компании были и женщины. Несколько полуголых,
размалеванных особ, которых называли киприотками, так в ту эпоху именовали
проституток. Все стало туманным, и Хизер оказалась на кушетке вместе с
Джорджем. Его рука была запущена в ее лифчик, а клапан панталон расстегнут. Его
большой пенис, который оказался снаружи, никак не подходил к его худощавому,
даже девичьему телосложению. Одна из женщин стояла перед ним на коленях и
облизывала, целовала, сосала этот огромный возбужденный член.
После этого воспоминания Хизер стали отрывочными. Она,
например, помнила, как Джордж в состоянии бездумного веселья ел мороженое прямо
из ее рук и облизывал при этом каждый ее пальчик и даже ладони. Ей не
понравилось, как он это делал, хотя она и подумала, что было бы хорошо, если б
это был ее клитор. Другой денди завладел ее грудями. Он был здорово пьян, но
старался держаться на ногах. На нем был сияющий пиджак из бледно-лиловой парчи,
полосатые чулки и модные туфли. Несмотря на его пышный наряд, его вид вызывал
тревогу. Левую сторону его лица рассекал шрам.
– Старая сабельная рана, – объяснил он, целуя ее
соски так же отстраненно, как это делал Джордж, когда облизывал пальцы, –
я получил ее на дуэли.
– Не слушай его, дорогая, – вмешался Джордж
саркастическим, унылым тоном, – Гарри – известный лгун. Он повредил
щеку, когда спускался по водосточной трубе, удирая от рассвирепевшего мужа,
который неожиданно вернулся домой и застал его со своей женой.
Потом они танцевали. Хизер где-то потеряла сандалию, и все
дружно ее искали. Сандалию не нашли. Тогда Джордж и Гарри сплели руки и унесли
Хизер в ночь, где их уже поджидала карета.
Ксантия была права, высказывая свой прогноз погоды. Гроза,
которая весь вечер грозно назревала, наконец разразилась. Небо раскалывалось от
грозы. Огромные молнии рассекали черные тучи, из которых на землю хлынул
яростный ливень.
От внезапного дождя Хизер протрезвела. Она начала
сопротивляться, но Джордж крепко ухватил ее за запястье. Неожиданно Гарри
завязал ей глаза, и тут Хизер захотела, чтобы игра закончилась.
– Снимите это! – закричала она, не в силах двинуть
рукой: их тоже держали и завязывали. Она чувствовала чьи-то руки, но не знала
чьи. Хизер знала, что Джордж был где-то здесь, но без зрения и осязания ей не
оставалось ничего другого, как подчиниться, куда бы он или его партнеры ее не
несли. Как бы она ни шумела и ни сопротивлялась, она должна была признать, что
в этом было что-то возбуждающее. Они могли сделать с ней все, что угодно, и ее
не за что было бы при этом винить.
Карета, трясясь и качаясь, пришла в движение. Хизер
пробовала расслабиться, но голова кружилась. Выпитое шампанское пенилось у нее
в мозгу. Кто бы это ни был, тот, кто так интимно трогал ее тело, он, конечно,
знал ее самую эрогенную точку. Он – или она – сконцентрировал все свое внимание
на клиторе. Хизер стонала, подавалась навстречу пальцам, но только затем, чтобы
избавиться от этой руки, вытолкнуть ее из себя.
Карета остановилась, и она, спотыкаясь, вышла из нее,
поддерживаемая кем-то. Хизер слышала только приглушенные, но возбужденные
голоса. Под тонкой подметкой своей единственной сандалии она ощущала какие-то
скользкие ступеньки. Они спускались. Хизер почувствовала холод, сырость и
гнилой подвальный запах. Слышался умножаемый эхом звук капающей воды.
Спуск закончился. Она ощутила под ногами каменный пол.
Джордж снял повязку с ее глаз и развязал руки. Хизер замигала от неровного
света, отбрасываемого языками пламени в закрепленных на стенах светильниках.
Она стояла посередине большого подвала. Это было мрачное место, огромные тени
плясали по покрытым лишайником стенам, во всем ощущалась какая-то готическая
тьма. Казавшиеся нескончаемыми стены уходили ввысь и исчезали в темноте. Черные
свечи в массивных подсвечниках стояли по четырем углам базальтового алтаря. Их
свет плясал на причудливых рисунках, покрывавших стену за ним. На них были
изображены демоны с гротескно большими пенисами, крылатые чудища и кентавры.
Они имели в разные отверстия закованных в цепи людей обоих полов. Кроме того,
там были вампиры, упыри, вурдалаки и прочая нечисть.
Потирая затекшие запястья, Хизер про себя улыбнулась. Это
было старо. Ксантия могла бы придумать что-нибудь и получше, чем воссоздание
интерьера Клуба адского огня. Хизер читала о детских идеях сатаниста Фрэнсиса
Дэшвуда. Двести лет назад ему нравилось устраивать оргии в своем фамильном
склепе.
Но хоть она и подсмеивалась над этим, страх затаился в
глубине ее души. Люди, которые привезли ее сюда, были в алкогольном или
наркотическом опьянении. Иллюзия, произведенная в салоне, развеялась. Джордж и
Гарри, вероятно, пресытившись удовольствиями эпохи Регентства, потерпели
духовное крушение и ушли в мистицизм и религиозный нигилизм. Но в таком случае
их действия могли быть опасны.
«Какую роль я играю в этом? – беспокойно думала
она. – Ксантия не допустит, чтобы мне был причинен какой-то вред. Или
допустит?»
Ее мрачные предчувствия усилились, когда присутствующие скинули
свою одежду и облачились в монашеские одеяния. И мужчины и женщины накинули
капюшоны и стали совсем обезличенными. Невозможно было бы даже определить их
пол, если бы не открытый перед их коричневых одеяний. Они выстроились по обе
стороны от Хизер, и из-за алтаря вышел незнакомец. Он был в сутане, его лицо
скрывала тень капюшона. Все поклонились ему, как верховному жрецу.
– Приветствуем тебя, Мастер! – произнесли они на
разные голоса. Из темноты появлялись все новые и новые люди, тоже в монашеских
одеяниях с капюшонами.
– Разденьте ее, – приказал он, и его глубокий
голос многократно отразился от стен.
Два помощника раздели ее и отвели к алтарю. Дым свечей
отделял ее от безликих людей в капюшонах. Стояла мертвая тишина. Даже звук
грозы не проникал в этот глубокий темный подземный мир.
– Что ты делала, дитя мое, – строго спросил он.
– Ничего, – ответила она, дрожа от холода и
страха.
– Ты должна называть меня Мастер. Итак, я повторяю, что
ты делала?
– Ничего, Мастер.
– Ты лжешь, а это большой грех. Ты мастурбировала, не
так ли? Ласкала свои интимные части тела и получала удовольствие?
– Нет, Мастер, – пробормотала она. Ее щеки горели
от стыда, но в то же время вагина сжалась, а клитор набух.
– Лгунов следует наказывать, не так ли, дитя мое?
– Да, Мастер.
– Следует наказывать и гадких девчонок, которые не
могут оставить в покое свои пиписьки, не так ли, дитя мое?
– Да, Мастер.
– Так пусть наказание начнется! – вскричал он.
