Монумент кивнул, выпустив очередное облако дыма. Авенир, скрытый этим облаком, нервно пожал плечами. Его преследовало ощущение человека, позабывшего, куда он с вечера положил ключи. Отец Никон отгонял дым от лица тем же самым едва приметным скромным жестом, как делал это при Бормане.
— А почему нет Вероники? — спросил он.— Катюша! Будь добра, позови Веронику!
Белла хотела воспротивиться, но Петруша неожиданно оживился, выступил из-за ее спины и хриплым ломким голосом прокукарекал:
— Да! Катька! Позови ее! Нечего ей теперь кочевряжиться!
Белла едва заметно поморщилась, но смолчала. Нянька, заглянувшая в комнату на зов Николая Николаевича, при взгляде на Петрушу горько вздохнула и хлюпнула носом. Он проводил ее масляным взглядом, подвигал губами и бровями. Он был бы даже привлекателен, если бы не глаза.
Вероника, опустив светлую голову, покорно вошла в залу, как Жанна д'Арк на судилище. Перед собой живым щитом она двигала толстенькую Леночку. Сходство крупной умненькой мордахи ребенка с физиономией Бормана бросалось в глаза больше прежнего.
— Полагаю, что ребенку здесь не место! — заявила с ходу Белла.
Вероника безропотно отдала девочку няньке. Вид у маленькой красавицы был отрешенный и понурый. Нельзя было сказать, что она проплакала все глаза, но, в отличие от Беллы, явно не была готова к немедленной борьбе за власть. Траура на ней, конечно, не было и в помине, однако отсутствие косметики, общая неухоженность и даже неопрятность, столь ей несвойственные прежде, бросались в глаза больше черного платья жгучей персиянки. Впрочем, и теперь она была хороша и так соблазнительна, что Авенир вздохнул и с удивлением заметил, что Отец Никон вздохнул также.
— Привет, Верка! — крикнул Петруша.— Я вернулся! Ты не рада?
— Уймись,— негромко, но весьма сурово остановила его щенячий восторг Белла, и он тотчас нахмурился и принял очень серьезный вид. Он невероятно быстро переходил от одной гримасы к другой, прямо противоположной.
— Мы собрались, чтобы выяснить некоторые детали вчерашнего вечера,— мягко начал Отец Никон.— Это необходимо следствию и…
— Да, кстати, где вы были вчера вечером? — перебивая Николая Николаевича, громыхнул из своей дымовой тучи, подобно Саваофу, Монумент.— Это здорово бы сэкономило нам время!
— Судя по тому, как вы курите сигары Бормана, времени у вас хватает! — вдруг огрызнулась Вероника. Ее взбесило, что Грешников уселся в кресло, где она привыкла видеть Низовцева. Монумент даже закашлялся от неожиданности, и в две затяжки могучих легких торопливо прикончил сигару, точно «Приму».
— Но ответ мы бы хотели услышать,— осторожно, но настойчиво сказала Белла. Ей был хорошо известен взрывной нрав капризной блондинки.
Повисла пауза, во время которой четверо смотрели на Веронику — каждый по-своему. Авенир один не смотрел, потому что наблюдал за присутствующими. Вероника, прикусив нижнюю пухлую губку, исподлобья обвела каждого испытующим взглядом с прищуром. Опытный боец просыпался в ней, а опыта, судя по дальнейшему, ей было не занимать.
— Тут у вас демократия какая-то… — сказала она протяжно, с хрипотцой.— При Бормане все было понятно, он сам все решал, а теперь я не очень и понимаю, кто в доме хозяин.
— Мне поручено вести следствие, и я хочу знать, где вы были вчера вечером,— поспешно сказал Грешников, уже ликвидировавший компроматные остатки сигарного дыма вокруг себя.
Вероника, потягиваясь гибко и томно стройным молодым телом под легкой тканью домашнего костюма, вышла на середину залы и прошлась мимо мужчин, будто в завязке эротического шоу.
— Не думаю,— проговорила она, остановившись перед Монументом и облизывая нижнюю губу кончиком языка,— не думаю, что ты банкуешь.— На Авенира она едва глянула, а минуя Отца Никона, усмехнулась.— Я не хочу перед всеми отчитываться, где я была,— сказала она.— Я так не привыкла. К тому же это моя тайна. Где бы ни случилась эта беда с Борманом, я была в другом месте. Я скажу об этом хозяину, а он уж путь решит, правду я говорю или вру.
Сказав это, она вдруг легко и стремительно приблизилась к оторопевшему Петруше, быстрее, чем Белла успела ей помешать, обняла его одной рукой за шею и, привстав на цыпочки, принялась что-то нашептывать мягкими губами, временами похохатывая. Юноша развел длинные руки с растопыренными пальцами и приоткрыл рот. Довольно скоро его лицо вновь приняло осмысленное выражение, он заулыбался. Белла, придя в себя, ринулась вперед, но Вероника уже и сама отпустила Петрушу. Он хлопнул ее по плечу, вышел на середину комнаты и сказал трем взрослым мужчинам:
— Кончай базар, пацаны! Короче, я знаю то место, где она была, и я ей верю! И вообще, я хочу, чтоб все дальше шло, как при отце. Ты что-то, маманя, тут завела про трудности, так это тебе Ник-Ник насвистел. Сейчас он мне накоротке доложит о делах, и мы все трудности разрешим по-быструхе. Правда, Николай?
Отец Никон молчал, потирая переносицу в изумлении. Тут и заговорил Авенир.
— Вы бы, молодой человек, нам всем не тыкали. Это во-первых,— весьма раздраженно начал он.— И я не думаю, что вам следует лезть в ведение дел, не получив соответствующего образования. Оно, конечно, не заменяет природного ума, но подобно дамским принадлежностям помогает скрыть некоторое естество. Во-вторых, Вероника, конечно, не виновата. Это же очевидно, а сейчас вдвойне. У нее мотива не было! К тому же я тоже знаю, где она была, я ее там вчера видел. Несколько позже, чем убили Низовцева, но думаю, мы легко найдем свидетелей, которые подтвердят ее алиби. А вот заняться, мне кажется, следует как раз этим местом, где была Вероника, откуда все и проистекает! Особенно интересен мне его хозяин, весьма загадочная личность. Впрочем, если у кого-то из присутствующих есть еще предложения, мы должны выслушать и обсудить их все.
Речь его произвела сильное впечатление. Отец Никон посветлел лицом, Белла, напротив, недовольно сдвинула тонкие изогнутые брови. Монумент смотрел из кресла восхищенно, Петруша — растерянно и с неприязнью. Он подозревал, что его обругали, но как и когда — понять не мог. Красноречивее всего был взгляд Вероники: глаза ее прямо-таки впились в Авенира так, что он даже зарделся в смущении. Она, конечно, и предположить не могла, что именно он видел, и полагала, что он повстречал ее случайно в зале, а вот сколь велика мера этой случайности, ей и хотелось установить. Подойдя поближе, она сказала ему негромко, сквозь зубы:
— Я ведь вам платила, чтобы вы следили за этой стервой, а не за мной! — и сверкнула глазами.
«О, если бы это было хоть вполовину столь же увлекательно!» — хотел сказать Авенир, но не посмел. Это прозвучало бы как сальный намек, а пошлости в отношениях с женщинами он не допускал.
— Я лишь поддерживал ваше алиби,— с голубиной кротостью возразил он.
И красавица не нашлась что ответить.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Само плывет в руки только то, что не тонет!
