Дальше, однако, последовали события более удивительные. Не вставая с колен и не оборачиваясь, старик вдруг показал большим пальцем себе за спину — прямо на Можаева. Авенир похолодел от неожиданности. Окно его было в тени, его никак не могли увидеть, и тем не менее старый вьет знал о его присутствии. Колдовство какое-то, не иначе!
Молодой пристально посмотрел прямо в окуляр Авениру. При мощном увеличении можно было разглядеть даже то, как он щурился, пытаясь хоть что-то увидеть в темноте. На его лице отразилась тревога. Он покорно склонился перед стариком, встал и ушел. А старик еще долго сидел, покачиваясь, и, закинув голову, смотрел на звезды. Наблюдая за его ритмичными покачиваниями, Авенир почувствовал, как глаза сами собой закрываются, а когда заставил себя разлепить веки, на крыше уже никого не было.
Следующие несколько минут начинающий сыщик изо всех сил боролся со сном. Вещи, до той поры угловатые, твердые и никак не приспособленные для отдыха, оказались вдруг такими уютными, они манили, зазывали прилечь. Подоконник, спинка стула, собственный кулак стали мягче подушки. Все плыло перед глазами, в ушах шумело. Авенир напрягся, пытаясь понять, откуда взялся этот шум, и вдруг сообразил, что это его собственный храп. Встрепенувшись, он столкнул за окно свой оптический прибор и едва успел поймать его непослушными руками за ремешок.
Произошло это как нельзя кстати. Тихо-тихо к подъезду обиталища диковинного племени подкатила машина и остановилась у крыльца. Обозрев ее в бинокль, Авенир сообразил, что пришла пора действовать. Решимости у него значительно поубавилось против вчерашнего, и все почему-то лезли в голову мысли о китайских пытках голодными крысами, про которые он читал в модной энциклопедии садизма. Он, однако, заставил себя выбраться из квартиры и даже спуститься по лестнице, но вот выйти из подъезда и приблизиться к машине никак не мог. И так и сяк пытался он хоть что-нибудь разглядеть, но обзор со двора был куда хуже, чем с позиции Карлсона, из-под крыши. Дверцы щелкнули, машина покатила прочь, на пустынную Водопроводную улицу.
Чувствуя, что удача покидает его, Авенир отчаянно побежал ей наперерез, смешно выбрасывая в стороны ноги с огромными ступнями, проскочил проходным двором на улицу — и увидал лишь рубиновые фонари, когда автомобиль тормознул у поворота на проспект. Задыхаясь с непривычки, сыскарь-самоучка встал у края тротуара и прижал руки к груди. Вдруг из той же подворотни вслед ему вывернула синенькая «девятка», притормозила. За рулем сидел улыбавшийся свеженький Монумент, сияя плоским лбом с наростом, как металлическим чайником.
— Что — не догнали? — издевательски вежливо спросил он через приспущенное стекло, обернувшись всем корпусом в сторону самозваного «коллеги».— Форму надо поддерживать.
— Скорее… — пробормотал Авенир, цепляясь за ручку дверцы.— Он там… Я видел… Мы еще успеем…
— Я успею,— поправил его Монумент.— Я. А вот даже интересно, на что ты рассчитывал, когда скакал за новым «ситроеном» с резвостью беременного кролика? Оставь мне мой хлеб и иди спать! Дело закрыто! От меня не уйдут.
Он дал газу и вмиг скрылся за поворотом, прощально подмигнув сигнальными огнями.
Авенир уныло побрел во двор, еще не осознав масштабов своего поражения. Но едва он приблизился к подворотне, гулкой и пустынной, как свод готического собора, как раздались приближавшиеся легкие шаги многих ног. Подворотня усиливала звуки, словно кувшин-голосник в стене старинного замка с привидениями.
Авенир Можаев заметался на голом пятачке Водопроводной в поисках укрытия, сморщился, не найдя ничего лучшего, набрал воздуха, затаил дыхание и осторожно влез обеими ногами в контейнер с отходами, стоявший напротив. Присев и пригнув голову к коленкам, он подождал, пока полуночники минуют его убежище, и выглянул. Луна светила ярко, нужды в шпионском приборе не было. По улице размашисто и довольно нагло шагал высокий подросток, сутуловатой спиной и длинными руками напоминавший Беллу. За ним, будто сказочные зверьки, поспешно и смешно косолапили два вьета, тревожно оглядываясь по сторонам.
Авенир раззявил рот в беззвучном торжествующем крике! Даже источаемые мусором миазмы теперь не беспокоили его. Он победно стучал кулаком по худой своей коленке и мысленно показывал язык Монументу. А ведь он знал, он чувствовал, что так будет! Есть у него интуиция! Как они провели этого самовлюбленного ментошу! А его — нет, шалишь!
Пока он пел себе дифирамбы в столь неподходящем для этого месте, в подворотне вновь зашаркали ноги. Нахмурившись, Авенир опять нырнул в помойку: это могла быть группа прикрытия.
Он все сидел, пригнувшись, ноги все шаркали, и вдруг ему на голову обрушился водопад премерзких отбросов. Русский Пинкертон от неожиданности позабыл про конспирацию, вскочил и заорал, счищая с себя прилипшую к коже гадость:
— Ты что — сдурел?! Ненормальный!
Седенький дедок, живший по соседству с Авениром, от изумления едва не выронил опустевшее помойное ведро, даже руку поднял, чтобы перекреститься, но, заслышав знакомую брань, приободрился.
— Я ненормальный? — хрипло запротестовал он.— Да ты на себя посмотри!
— Чего на меня смотреть! В контейнер надо посмотреть, прежде чем бросаешь! И вообще, какой дурак среди ночи мусор выносит?
— А в помойке сидеть полночным чертом — нормально?! Полоумный! Чего ты там забыл в такой час? Чуть не уморил с перепугу! Дубинища! Бомжам хоть что-нибудь оставь!
И старикан в сердцах двинул выползавшего на свет божий Можаева пустым ведром по спине.
Пустое ведро — к неудаче. Авенир вспомнил эту примету тут же, едва завернул за угол. На улице никого не было. Чертыхаясь, поплевав три раза через плечо и раз десять прямо перед собой, морщась от стойкого помойного аромата, Можаев припустил до следующего перекрестка. Никого. Заметавшись, как собака, потерявшая след, он увидал вдалеке одинокую женскую фигуру и устремился к ней.
Девушка, рисковавшая в глухую ночь ходить в одиночку по трущобам Ржевки, должна быть не из робкого десятка. Она прижалась к стене, сняла туфельку с ноги и, угрожая солидным каблуком с металлической набойкой, сказала Авениру сквозь набегающие слезы:
— Я ходила на курсы самообороны! Я буду кричать!
— Нет! Только не это! — умоляюще зашептал Авенир и поскорее кинулся прочь, вверх по улице. Ему совсем не улыбалось загреметь в таком виде в милицию.
Капризуля-удача, видя его потуги, смилостивилась. За следующим поворотом он увидал вдали знакомые силуэты, улепетывавшие во все лопатки в глубь спящих жилых кварталов по направлению к Ржевскому рынку. Авенир, уже не таясь, помчался за ними. Давненько он так не бегал! Какое-То время разрыв между ним и беглецами сохранялся, потом начал неумолимо сокращаться. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть Авенир Можаев был явно легче на ногу. Еще через пару минут он уже кричал им:
— Стойте! Вернитесь! Твой папа тебя ищет! Он уже нашел тебя! Вернись! Стрелять буду!
Гулкое эхо было ему ответом.
