Реба смолкла, подпевалы тоже.
Щелкунчик объявил, что следующим выступает Трэвис Тритт.
– Нет уж, избавь, – сказала Эди.
– Твое какое дело?
Заговорила девушка с заднего сиденья:
– Меня зовут Бонни. Это губернатор. Он предпочитает, чтобы его называли «капитаном».
– Можно «Сцинк», – сказал одноглазый. – И я убить готов за братьев Оллман.
[64]
Щелкунчик спросил, чего им надо, зачем шастали у дома Торреса.
– Тебя искали, – ответил человек, назвавшийся Сцинком.
– Зачем это?
– Услуга товарищу. Ты его не знаешь.
– Чушь какая-то! – сказала Эди.
В багажном отсеке что-то заерзало, послышался слабый дрожащий стон.
– А вас как зовут? – спросила Бонни и увидела в зеркале, как Эди изумленно закатила глаза.
– Два рехнувшихся идиота, – сказал Щелкунчик.
– Я просто хотела узнать, как к вам обращаться, – объяснила Бонни.
– Я – Фарра Фосетт, – представилась Эди и кивнула на Щелкунчика: – Он – Райан О'Нил.
[65]
Бонни растерянно отвернулась к окну:
– Не хотите – не надо.
На плечо Эди опустилась теплая рука.
– Как бы вас ни звали, – проникновенно сказал Сцинк, – вы поистине славная парочка.
– Да пошел ты! – Щелкунчик перегнулся через сиденье и упер ствол револьвера в морщинистую щеку человека. – Думаешь, очко сыграет выстрелить?
Сцинк невозмутимо оттолкнул револьвер и, откинувшись на спинку, скрестил на груди руки. Его бесстрашие смутило Эди Марш. Щелкунчик велел при первой возможности съехать с трассы. Ему хотелось в туалет.
Бонни еще никогда не похищали под дулом пистолета, но она испугалась меньше, чем должна бы. Неожиданное самообладание она объясняла своей готовностью к авантюре и невероятно самоуверенным видом губернатора. Бонни слепо верила: Сцинк не допустит, чтобы косорылый угонщик причинил им вред. Дерганый парень с пистолетом нервировал, но в присутствии еще одной женщины казался почему-то не очень опасным. Та не походила на глупую шалаву из трейлерного парка – было видно, что она совсем непроста и не особенно боится вооруженного дурня. Интуиция подсказывала, что никаких убийств в машине не произойдет.
Интересно, думала Бонни, что сказал бы Макс, увидь он ее сейчас. Наверное, к лучшему, что не видит. Ужасно, что Бонни заставила его переживать, но вот скучает ли она по нему? Непохоже. Быть может, она оказывает ему величайшую услугу. Измена мужу с почти незнакомым человеком всего через неделю совместной жизни указывала, что перед Бонни стоит, по выражению популярной психотерапии, проблема «нерешенных вопросов». Бедняга Макс, такой настойчивый, пал жертвой обманчивой упаковки. Думал, что берет одну женщину, а получил совсем другую. В этом Бонни чувствовала себя виноватой.
Она дала слово не мучить себя чрезмерным анализом своего мгновенного влечения к Августину. Если бы он был здесь! И как же он их разыщет? Сама Бонни понятия не имела, куда они направляются.
– Едем на юг, – доложил губернатор. – Юг – это хорошо.
– Умолкни, зараза! – рявкнул парень с пистолетом.
У Бонни внезапно возникло странное объемное видение: голый череп этого парня на полке в гостевой комнате Августина. Из-за сломанной челюсти он зловеще накренился, ощерившись в пиратской ухмылке. Потом мелькнул образ Августина, жонглирующего этим и другими черепами.
Сцинк достал из кармана дрыгающуюся жабу, которая на него немедленно напрудила. Бандит заржал. Женщина за рулем глянула через плечо.
– Ну что еще? – проворчала она.
Сцинк сложил руки ковшиком, где жаба устроилась в лужице янтарной мочи.
– Покуришь ее молочка и увидишь мастодонтов.
– Выкинь отсюда эту вонючку! – потребовал бандит.
– Тебе известно, что некогда по Флориде бродили мастодонты? За много веков до того, как твои предки вступили в губительную случку. Мастодонты, огромные, как бетоновозы. – Сцинк бросил жабу в окно и вытер ладони о рукав полосатого пиджака бандита.
– Ты что, сволочь? – Щелкунчик нацелил револьвер в здоровый глаз губернатора.
– Успокойся! – сказала Эди. – На нас смотрят из других машин.
На ближайшем съезде она свернула к безлюдной заправке. Ураган сдул колонки, словно костяшки домино. Мародеры обчистили гараж. На крыше станции валялась вверх колесами расплющенная «мазда-миата», похожая на яркую божью коровку.
Пока бандит отливал за углом станции, женщина за рулем неохотно завладела револьвером. Ей было явно не по себе, и Бонни даже слегка ее пожалела – поди удержи тяжеленную штуковину. Сейчас, подумала она, самое время действовать.
Но Сцинк не стал. Только улыбнулся женщине и произнес:
– Ты вправду хороша. И конечно, знаешь об этом. Думаю, она и ведет тебя по жизни, красота твоя.
Женщина вспыхнула, но потом напряглась.
– Где ты провела шторм? – спросил Сцинк.
– В мотеле. С Мелом Гибсоном, – женщина кивнула в сторону Щелкунчика, – и одной шлюхой.
– А я был привязан к мосту. Надо и тебе как-нибудь это попробовать.
– Ну да.
– Он не шутит, – сказала Бонни Лэм.
Женщина переложила револьвер в другую руку.
– Что, в конце концов, вам нужно? Кто вас подослал – жена Тони? – Она встала коленками на сиденье, оперев руку с револьвером о спинку. – Бонни, дорогуша, я была бы весьма признательна, если б ты объяснила.
– Вы не поверите, но у меня медовый месяц.
– Брось! – Женщина недоверчиво взглянула на Сцинка.
– Нет, не с ним. Мой муж в Мексике.
– Сильно же ты заблудилась.
Бонни покачала головой:
– Вообще-то не очень.
Шторм сорвал дорожный знак на Флориду-Сити. Вернее, на то, что осталось от города. Движение на перекрестке регулировал усталый полицейский в желтом дождевике. Эди Марш напряженно вела джип, сказав Щелкунчику, чтобы получше припрятал револьвер. Когда они проезжали регулировщика, Бонни подумала: сейчас удобный момент, чтобы высунуться в окно и позвать на помощь, но Сцинк не подал никакого знака. Он сидел, уронив подбородок на грудь.
Ураган сорвал и таблички с названиями улиц, но Бонни разглядела одну, извещавшую, что они въезжают на Сказочные Флоридские Рифы. Щелкунчик опасался блокпостов на шоссе №1 и потому велел ехать по Кард-Саунд-роуд.