Авила объяснил: на него напал грабитель, и он прыгнул с моста в Исламораде.
– Говорите правду, – строго сказал чиновник. – Ясно же, что вы беженец. Откуда вы – из Гаваны, из Мариэля?
Авила хотел было спорить, но тут его озарило: это лучший способ избавиться от всех неприятностей. Что его ожидает в нынешней жизни? Неумолимая жена, пострадавшая теща, личное банкротство, гнев Уитмарка и, вероятно, уголовное обвинение.
– Что мне будет, если я признаюсь? – спросил Авила.
– Ничего. Вас обработают в Кроуме, а потом, скорее всего, отпустят.
– Если я политический беженец?
– Это обычная процедура.
– Si, – сказал Авила. – Yo soy balsero. Я беженец.
Чиновник вздохнул с таким облегчением, что Авила, как бывший госслужащий, понял, что избавил человека от груды писанины.
– Su nombre, роr favor?
[71]
– Хуан. Хуан Гомес. Из Гаваны.
– Чем занимались на Кубе?
– Я был строительным инспектором.
27
Они сидели в джипе – Эди с револьвером на переднем сиденье, Бонни прижалась к губернатору на заднем.
– А если он не вернется? – спросила Бонни.
Эди сама об этом думала. Надеясь, что так и будет. Проблема в том, что Щелкунчик унес чертовы ключи от машины.
– Вы сможете замкнуть зажигание? – спросила она человека в купальной шапочке.
– Это будет угон, – ответил тот.
От его голливудской улыбки брала оторопь.
– Почему вы не боитесь? – спросила Эди.
– Чего?
– Револьвера. Смерти. Вообще.
Бонни сказала, что зато у нее страху полные штаны. Дождь стихал. Никаких признаков Щелкунчика или Авилы. Эди не могла отвести взгляда от человека, назвавшегося Сцинком.
– В чем дело? – спросил он. – Моя шапочка?
Эди подняла револьвер.
– Вы бы могли отнять его у меня в любой момент, и вы это знаете.
– Может, мне не хочется.
Вот это и пугало. Какой смысл держать на мушке такого человека?
– Я тебя не обижу, – сказал Сцинк и опять улыбнулся.
Эди Марш просто млела от симпатичных морщинок у глаз. Она взглянула на Бонни:
– Кажется, я понимаю, что ты нашла в этом парне.
– Мы просто друзья.
– Да? Тогда, может, скажешь, что он задумал?
– Я не знаю, честно. Самой бы хотелось узнать.
Эди потряхивало, все чувства перепутались. Выходя из номера, где на попечении шлюх оставался мистер Стихлер, она кое-что мельком увидела по телевизору. Сюжет о поездке Президента Соединенных Штатов в район, пострадавший от урагана, вернул ее к прежней мечте. Рядом с Президентом стоял недурственной наружности высокий мужчина лет тридцати с хвостиком, которого телеведущие назвали его сыном. Когда же они сказали, что он живет в Майами, на Эди снизошло странное озарение. Что из того, что он не Кеннеди? Может, конечно, юный республиканец слишком праведен, чтобы снимать в баре горячую девчонку для постельных забав? Но если он мечтал об этом всю свою задавленную жизнь? И он сын Президента. Это нужно взять на заметку, размышляла Эди. Особенно если нынешняя афера с ураганом будет разворачиваться с такой же ураганной скоростью.
Она положила пистолет на сиденье и сказала пленникам:
– Убирайтесь. Сейчас. Я скажу, вы меня сбили с ног и убежали.
Бонни посмотрела на губернатора.
– Твой шанс, девочка, – сказал Сцинк.
– А вы?
Губернатор покачал головой:
– Я обещал Джиму.
– Это еще кто? – спросила Эди.
– Тогда, похоже, мы остаемся, – сказала Бонни.
Сцинк попытался ее уговорить:
– Позвонишь Августину, скажешь, что с тобой все в порядке.
– Нет.
– И мужу позвонишь.
– Нет! Только когда все закончится.
Эди разозлилась. С ними никаких нервов не хватит. Щелкунчик прав, они чокнутые.
– Чудненько, – сказала она. – Оставайтесь, раз вы такие недоумки, а я сваливаю.
– Отличное решение, – одобрил Сцинк.
– Скажете, я ушла в туалет.
– Запросто, – обещала Бонни.
– Мол, у меня месячные, и все такое.
– Сделаем.
Сцинк подался вперед:
– Не оставишь мне револьвер?
– С удовольствием, – сказала Эди.
Может, этот улыбчивый пристрелит Щелкунчика. Не считая синяка на правой груди, у нее сорок семь тысяч причин не расстраиваться по этому поводу.
Эди хотела передать оружие, но Сцинк вдруг отмахнулся и сказал:
– Хотя, если подумать…
Эди обернулась, и у нее перехватило дыхание. К стеклу прижалась мокрая физиономия Щелкунчика. С расплющенным носом и изуродованным ртом – вылитая горгулья.
– Соскучилась, крё-ооошка? – пропел Щелкунчик. Его бледные губы извивались по стеклу, как ленточные черви.
Джима Таила подмывало вызвать подмогу, но это положило бы конец тщательно оберегаемому отшельничеству губернатора.
Они давно условились: никакой кавалерии, если нет угрозы для невинных людей. Джим раздумывал, можно ли считать туристку невинной жертвой. Ее и Сцинка уже могли убить.
Тайл угрюмо смотрел на машины, мчавшиеся по автостраде под проливным дождем, и снова корил себя, что позволил эмоциям возобладать над рассудком. Бренда осталась жива. Следовало возблагодарить бога и успокоиться.
А он не угомонился. И губернатор легко получил от него номер машины.
– Борьба с паразитами, – так выразился Сцинк, когда они покидали больницу. – Сотворивший это с миссис Рорк – представитель нежизнеспособного вида. Генофонд не нуждается в его услугах. С этим согласился бы и сам Дарвин, разве нет?
Патрульный лишь попросил его быть осторожнее.
– Джим, нас окружают говнюки мутанты. Посмотри, что они сделали с Флоридой.
– Номера могли снять с другой машины, – ответил полицейский из холодной дали своих мыслей. – Тогда это тупик.
Губернатор высвободился из крепкой хватки друга.
– Они превращают край в выгребную яму. Одни с оружием, другие с портфелями – все они преступники.
– Борьба с паразитами.
– Мы делаем что можем.
– Будь осторожен, капитан.
