– Пусть идет, как идет. Держитесь, пока все не кончится.
Черта с два, подумала Эди. Это не для меня.
И так далеко не красавец, с блокиратором Щелкунчик превратился в монстра. Верхняя часть лица собралась толстыми складками, как у щенка шарпея, глаза стали мокрыми щелками, нос задрался почти ко лбу. Остальное превратилось в разверстую пасть.
– Особь, дышащая исключительно ртом, – сказал Сцинк, разглядывая Щелкунчика, как музейный экспонат.
– Ххаааагггххх, – отозвался Щелкунчик.
После того, как псих протащил его к берегу бухты, у него саднило локти.
– Господи, до чего я ненавижу слово «ниггер», – продолжил сумасшедший. – Я хотел прикончить тебя еще у мотеля, когда ты его произнес. Размазать по джипу все три чайные ложки твоих мозгов. Я бы задумался об этом, даже если б ты не выстрелил в моего друга.
Щелкунчик перестал стонать и постарался удержать слюни. Мошкара и комары забирались в рот и вылетали обратно.
– С этим ничего не поделаешь. – Сцинк отогнал насекомых. Он уже обильно смазал шею и руки пленника репеллентом. – На упаковке сказано «Внутрь не принимать».
Щелкунчик покорно кивнул.
– В водительских правах обозначено имя «Лестер Маддокс Парсонс». Угадаю навскидку: тебя назвали в честь тупоголового фанатика из Джорджии. Верно?
Вялый кивок.
– Стало быть, ты вступил в жизнь, уже пропустив два мяча. Очень досадно, Лестер. Но я думаю, назови тебя родители хоть «Ганди», ты бы все рано вырос выдающимся мудаком. Погоди, я тебе кое-что покажу.
Губернатор вытащил из-под задницы чемодан, положил перед Щелкунчиком и театрально откинул крышку.
– Пускай слюни, – сказал он.
Щелкунчик привстал, увидев набитый деньгами чемодан: двадцатки в банковских упаковках.
– Девяносто четыре тысячи долларов, – доложил Сцинк. – Еще разные рубашки, носки и другая одежка. Две пачки французских гондонов, золотые запонки, тюбик непатентованной смазки… Что еще? Ах да, личные бумаги. – Губернатор порылся в вещах. – Банковские счета, вырезки из статей об урагане… И вот…
Он вынул глянцевый рекламный проспект района «Фронтоны Залива» и, подсев к Щелкунчику, открыл брошюру.
– Вот наш парень, Кристоф Мишель. «Всемирно известный проектировщик». Тут его портрет, видишь?
Щелкунчик узнал того пентюха, которого они встретили у круглосуточного магазина.
– Что бы ты сделал, – размышлял Сцинк, – если б спроектировал эти нелепо дорогие дома, а они бы рухнули при первом ударе стихии? Наверное, смекалистый человек прихватит денежки и смоется, пока не запорхали повестки в суд. Думаю, таков был план мсье Мишеля.
Щелкунчик плевать хотел на французишку. Его заворожил вид такого количества денег. Он бы разинул рот в восторге, если б тот уже не был раззявлен. Щелкунчик вспомнил одну передачу у Салли Джесси, то ли у Донахью про горничную в отеле Майами-Бич, которая нашла под кроватью, кажется, сорок две штуки баксов. Зачем-то эта баба вместо того, чтобы прикарманить башли, отдала их управляющему! Потому и попала в передачу на тему «Честные люди». Помнится, Щелкунчик орал в телевизор: «Манда тупая!», а когда показали эти деньги, чуть не кончил в штаны.
Здесь же денег в два раза больше, и он видел их вживую.
– Ххгггыыыааа? Ыыоооггхх?
– Хороший вопрос, Лестер.
Одноглазый псих вдруг поднялся, расстегнул армейские штаны, достал свой агрегат и на глазах у помертвевшего бандита обильно помочился на деньги.
Щелкунчик скорбно раскачивался. Ему стало дурно. Сцинк заправился и сходил за обезьяньим ружьем. Проверил патронник, вернулся к Щелкунчику и, перевернув его на живот, выстрелил в задницу ампулой. Тотчас перед глазами бандита заклубился туман, и он погрузился в беспамятство, успев услышать вопрос Сцинка:
– Кто хочет искупаться?
Бонни с Августином остались рассматривать книги, а Эди губернатор повел к бухте. Ей хотелось поговорить, ему – ополоснуться.
Сцинк разделся, начав с купальной шапочки, и вошел в воду.
– А как же крокодилы? – спросила Эди.
– Они нас не тронут. Их тут совсем мало осталось. Лучше бы побольше.
Сцинк спокойно нырнул, потом выскочил на поверхность, отфыркиваясь и поднимая брызги. Коричневый, как ламантин, он был такой крупный, что казался мостом через бухту. Эди поразило его тело: крепкие, как столбы, руки, широкая грудь и мощная шея, подобная стволу кипариса. Мешковатая армейская роба раньше все это скрывала.
– Ты идешь? – крикнул Сцинк.
– Только если поговорим.
– А чем же нам еще заниматься?
И опять эта его улыбка! – подумала Эди. Она попросила Сцинка отвернуться и разделась.
Он услышал, как Эди плюхнулась в воду. Потом почувствовал, что она забирается ему на спину. Сцинк поплыл на глубину, и Эди обвила его ногами.
– Мне чуточку страшно, – сказала она.
– Хо! Да мы с тобой самые жуткие твари в этих джунглях!
– Я хочу вернуться в Майами, – прошептала Эди ему в ухо.
– Валяй.
– Я не знаю дороги.
Губернатор плыл против сильного приливного течения. Их головы подскакивали в стремительной воде, как два чурбачка.
Эди было жутковато и весело на стремнине.
– Как только вы с Полианной
[77]
появились, я поняла, что все кончено, – сказала она, прерывисто дыша. – И револьвер Щелкунчика не поможет. Это не мы вас похитили, а вы нас!
– Природа диктует свои законы. Всегда.
– Пожалуйста, помоги мне выбраться отсюда, – жарко прошептала Эди.
– А я думал, ты хочешь зацапать чемодан.
– Вовсе нет, – сказала Эди.
Хотя такая мысль у нее мелькала, она решила сосредоточиться на том, чтобы выбраться отсюда живой.
Рядом выпрыгнула серебристая рыбка. Сцинк игриво шлепнул по воде.
– Эди, ты плохо думаешь о мужчинах. В этом мы с тобой схожи. Господи, вообрази, какой сегодня была бы Флорида, если б ней заправляли женщины! Представь пару пляжей без уродливых многоэтажек. Или озеро без гольф-клуба. – Он радостно хлопнул в ладоши, подняв тучу брызг.
– Ты ошибаешься, – сказала Эди.
– Милая, помечтать-то я могу?
Губы Эди легко коснулись его шеи. Потом по ней скользнул язычок и последовал чувствительный укус.
– Это что такое? – спросил Сцинк.
– А как ты думаешь?
