Я слышу отчаяние в его голосе. И чувствую себя последней скотиной.
– Я не думал, что можно чувствовать себя еще хуже, – выдыхает Полк, – пока не появился ты. Черт, я бы повесился на этой треклятой кислородной трубке, если б смог дотянуться до карниза.
– Простите. Честное слово, мне очень жаль.
– А, к черту! Ты прав. Но об этом позже. Теперь, мистер Автор Некрологов, – энергично продолжает старик, – запиши, что я превратил «Юнион-Реджистер» в первоклассную газету. И не забудь перечислить награды. Давай-давай, пиши! Где-то у меня был список премий…
Вот таким образом мы общаемся около часа. Меня поражает выносливость Макартура Полка – и его тщеславие. К счастью, он не сможет прочесть мою статью, потому что у меня нет ни малейшего желания захламлять ее сентиментальным бредом умирающего. Хватит и пары-тройки предсмертных цитат.
И все же нельзя сказать, что мне неприятно или скучно. Он сварлив, резок и чересчур прямолинеен – как и положено умирающему. Не могу сказать, что день для меня пропадает зря: я провожу его в компании человека, прожившего весьма насыщенную жизнь. Восемьдесят восемь лет – есть к чему стремиться.
– Я всегда считал, что газета должна быть совестью общества, – в третий раз повторяет он. – Новости – не только прокладка между рекламой. Это основа нашего ремесла. Ты записываешь?
– Каждое слово, – уверяю я.
– Как думаешь, уже хватит на статью?
– Более чем.
– Хорошо, – хрипит Полк. – Теперь мне остается только отдать концы – и можешь приниматься за некролог.
– Не стоит торопиться из-за меня.
– Закрой свой чертов блокнот, мистер Таггер. Нам надо обсудить кое-что важное, тебе и мне. Не для печати.
Понятия не имею, о чем это он.
– Отложи блокнот, – пытается рявкнуть старик, но из горла вырывается лишь шипение и свист. Он хватается за клапан на горле и тянется к кнопке вызова. Появляется та же невозмутимая медсестра и прочищает клапан, чтобы Макартур Полк смог говорить.
– Спасибо, дорогая. – Он сжимает ее руки. Она наклоняется и нежно целует его в испещренную синими венами лысину. – Я люблю тебя, – говорит старик.
– Я тоже тебя люблю, – отвечает медсестра.
Теперь до меня доходит.
– Мистер Таггер, поздоровайся с моей женой, – сипит Полк. – Эллен, это автор некрологов из газеты.
– Приятно познакомиться, – говорит Эллен Полк, пожимая мне руку. – Больше он не кидал утку? Мак, ты хорошо себя вел?
– Присядь, дорогая, – говорит он.
Они оба замечают, как изумленно я на них пялюсь.
– Вы меня не такой представляли, да? – спрашивает миссис Полк.
Именно. Я ожидал увидеть хищницу на высоких каблучках; наглую блондинку с силиконовыми сиськами и сворой прожженных адвокатов. Эллен Полк не охотница за наследством – она медсестра, которая ухаживает за стариком.
– Мы познакомились в кардиологии, – говорит Старина Полк.
– Он частенько к нам заглядывал, – добавляет Эллен.
– Она позволяла хватать себя за попку, – гордо продолжает старик.
– Только в твоих мечтах. Мак.
– Скажи правду, дорогая. Ты меня хотела.
– Да, – подтверждает она. – Не могу устоять перед парнями на искусственном дыхании. Этот сосущий звук так меня возбуждает.
Полк радостно агукает. Эллен поднимается и целует его на прощанье.
– Не уходи, останься, – просит он. – Это и тебя касается.
А затем, обращаясь ко мне, он говорит:
– Мистер Таггер, меня пришел навестить мистер Рэйс Мэггад III. Как думаешь, почему?
Я подыгрываю:
– Возможно, вы для него – фигура отца?
– Нет, он меня терпеть не может.
– Не надо так, Мак… – встревает Эллен.
– Но это правда. – Когда старик сглатывает, клапан на его горле приглушенно пищит. – Мэггад ненавидит меня, мистер Таггер, но он лижет мне задницу, потому что у меня есть кое-что, оно ему очень нужно, и он хочет заполучить это любой ценой – желательно до того, как я умру.
– И что же это такое? – интересуюсь я.
Макартур Полк смотрит на жену, та – на меня. Оба они улыбаются. Наверное, мне тоже стоит улыбнуться.
Старик говорит:
– Тебе понравится, мистер Таггер.
Знакомство с очаровательной миссис Макартур Полк напомнило мне другую молодую жену – миссис Джеймс Стомарти, которая, вполне возможно, отнюдь не была так же предана мужу. Выйдя из больницы, я внезапно решаю проверить, действительно ли вдова Джимми улетела в Калифорнию, как сказала мне на похоронах.
Все те немногие сведения, что у меня есть про Клио Рио, почерпнуты из старого номера «Спин», который я отрыл благодаря приятелю из гитарного магазина. В статье, которая появилась вскоре после выхода в свет клипа на песню «Я», говорилось, что бывшая Синтия Джейн Зиглер родилась и выросла в Хаммонде, штат Индиана. В пятнадцать лет бросила школу и вместе с двумя парнями сбежала в Стокгольм. Там заняла третье место на конкурсе талантов – вышла на сцену с обнаженной грудью и спела несколько песен «АББЫ».
[47]
В статье также говорилось, что она вернулась в Штаты и какое-то время была на подпевках у Шерил Кроу и Стиви Никс,
[48]
а потом прибилась к мелкой звукозаписывающей компании. Выскочив на волну успеха с синглом «Я», Клио Рио в одночасье уволила своего агента, менеджера, продюсера и тренера по вокалу. Причиной, как обычно, послужили «творческие разногласия». «Мне пора было осваивать новые просторы», – сказала она журналу в свои дремучие двадцать три. Ее прежний менеджер, заявивший, что однажды Клио попыталась переехать его на грузовике, сказал: «Она жадная, жестокая сука мирового уровня, но я желаю ей всего самого наилучшего».
Я приезжаю в Силвер-Бич и ставлю машину на муниципальную парковку в тени высоченного жилого здания, где я встречался с Клио. Мне удается найти место с восточной стороны дома. Прищурив один глаз, я считаю этажи до девятнадцатого. На балконе никого нет, и жалюзи закрыты.
Я достаю диск со «Стоматозником», сольником Джимми из музыкального секонд-хэнда. На обложке фотография Джеймса Брэдли Стомарти с золотистыми кудрями до плеч – в то время он косил под Роджера Долтри.
[49]
Джимми лежит на больничной койке, веки залеплены скотчем, из ушей, ноздрей, рта – и даже из пупка – торчат трубки.
