Эмма держит фонарик, а я по одному передвигаю баллоны. Ни под ними, ни между ними ничего нет. Я изумляюсь, когда Эмма вполголоса произносит: «Черт!»
И тут нам улыбается удача. Я двигаю предпоследний баллон и вдруг слышу, как внутри что-то гремит. Я переворачиваю баллон вверх дном, и мы видим свежий сварочный шов: кто-то вскрыл баллон, а затем заварил по новой. Баллоны специально расставлены так, чтобы грубый шов не бросался в глаза. Эмма открывает люк, и я втаскиваю баллон в раскуроченную каюту. Порывшись в разбросанном по полу содержимом ящика с инструментами, Эмма выуживает небольшое кайло и тяжелый молоток.
– Включи магнитофон, – говорю я. – И погромче.
Каюта тонет в звуках любимых Джеем «Лед Зеппелин», и я принимаюсь насиловать баллон с кислородом. Эмма, улыбаясь, закрывает уши руками. Ей весело.
Через десять минут неистовой долбежки молотком дно отлетает и, вертясь юлой, приземляется в раковину. Я запускаю руку внутрь полого алюминиевого цилиндра и достаю какой-то предмет, завернутый в пузырчатую пленку.
– Наркотики? – шепчет Эмма. «Оружие», – думаю я.
Я разворачиваю сверток и замечаю, что пальцы у меня дрожат; Эмма дышит неровно. Но оказывается, что в свертке не марихуана и не оружие. Сперва я думаю, что это аудиокассета, но оно больше и толще.
– Дай-ка взглянуть, – просит Эмма. Она вертит в руках черную пластиковую коробочку. – Видишь эту штуковину? Это втыкается в компьютер.
– Что это может быть?
– Понятия не имею, – отвечает Эмма. – Но я знаю, у кою можно спросить.
– О нет. Только не в пятницу вечером.
– Сейчас уже утро субботы. – Она показывает на свои часы.
– Три часа ночи. Мы не можем ехать прямо сейчас, – настаиваю я.
– Почему нет?
– Потому что! – Черт, говорю я себе, просто покончи с этим прямо сейчас. – Потому что он будет не один.
– И что такого? – весело переспрашивает Эмма. – Ну в самом деле, Джек!
В машине я врубаю «Стоматозник», выкручиваю ручку громкости до упора и в честь покойного Джея Бернса ставлю Эмме песню, в которой он аккомпанировал Джимми Стоме.
В койке три дня я был счастлив вполне,
Но теперь отпусти – я уже посинел.
Ты совсем ни при чем, о-о-о, не надо обид.
Десна кровоточит, мотор барахлит.
Я люблю тебя, крошка, но заглох, точно трактор,
Я люблю тебя, крошка, но заглох, точно трактор,
Я хочу тебя, крошка, но я… заглох… точно…
ТРАКТОР!
– Прикольно, – неубедительно врет Эмма. Мне не удается ее убедить, что Джимми Стома был гением.
– Ты расслышала, как Бернс играет на пианино?
– По правде говоря, нет, Джек.
– В стиле Литтл Ричарда.
[67]
– Кто такой Литтл Ричард? – спрашивает она.
– Ты разбиваешь мне сердце.
Мы подъезжаем к дому Хуана.
– Я тут никогда не была, – говорит Эмма.
– Тогда мне следует тебя предупредить: именно здесь он часто спит с женщинами.
– Я постараюсь не устраивать скандала, – обещает Эмма.
В окнах дома свет не горит. Я решительно стучусь в дверь. Эмма стоит у меня за спиной, сжимая в руках хреновину, которую мы нашли в баллоне.
– Может, его нет дома? – с надеждой говорю я.
– Вон его джип, – показывает Эмма.
Я снова стучу, на этот раз громче. В боковом окне зажигается свет, и вскоре мы слышим голоса, несколько голосов.
– Хуан, – кричу я. – Эй, Хуан, это я!
Дверь приоткрывается.
– Некроман?
– Да. Ты одет?
Хуан высовывает голову и сонно моргает.
– Привет, – говорит Эмма.
– Привет, – отвечает Хуан и заливается краской. – Послушайте…
Но я перебиваю его невнятными извинениями и начинаю пересказывать бурные события вечера. Он обрывает меня на полуслове и приглашает войти. Мы с Эммой садимся рядышком (как голубки) на мягкую софу, а Хуан убегает в спальню переодеться. До нас вновь доносятся голоса, но Эмма и бровью не ведет. Она оглядывается по сторонам и, судя по ее лицу, находит, что у Хуана есть вкус. Через пару минут появляется Хуан в мятых голубых джинсах и рубашке-поло, а вместе с ним сногсшибательная брюнетка, я ее знаю: это Мириам, хирург-ортопед. Она демонстративно вырядилась в рубашку Хуана.
– Мириам, ты ведь помнишь Джека, – говорит Хуан, нервно приглаживая волосы. – А это Эмма, она тоже работает в газете. Она редактор.
Не сказать, что Мириам счастлива познакомиться, но Эмма ведет себя как леди. Женщины холодно здороваются. Хуан умоляюще смотрит на меня, но что я могу сделать? Разве что посочувствовать.
– Мы ненадолго, – говорит Эмма и протягивает Хуану коробочку. – Мы думаем, что это подключается к компьютеру.
Он кивает:
– Ну да. Вот через этот разъем, кабелем. – Из вежливости он показывает коробочку Мириам, которая тоже кивает.
Я украдкой бросаю взгляд на Эмму, в уголках ее рта таится улыбка.
– Это внешний жесткий диск, – поясняет Хуан.
– Для чего он нужен?
– Да для чего угодно. Откуда он у вас?
Мы не можем сказать ему правду, только не в присутствии Мириам. Ей не терпится узнать причину нашего визита – только трагедия мирового масштаба оправдала бы наше вторжение в такой час.
– Это длинная запутанная история, – говорю я Хуану. А Эмма добавляет:
– Джек проводит расследование.
Я и мечтать не мог, что когда-нибудь услышу от нее эти слова.
Хуан мне подмигивает. Я спрашиваю, нельзя ли подключить этот диск к моему компьютеру на работе.
– Можно попробовать, – отвечает Хуан, – но на экране, скорее всего, увидишь сплошную тарабарщину. – И он объясняет, что эта жестянка как мозги без тела. – Нельзя просто так подсоединить ее куда вздумается и ждать, что она заработает как положено. Сначала надо понять, как диск был запрограммирован, только тогда можно будет посмотреть, что там записано.
А то, что там записано, я надеюсь, является ключом к разгадке смерти Джимми Стомы.
– Ты не мог бы попробовать? – спрашивает Эмма у Хуана.
Его взгляд тревожно перебегает с Эммы на Мириам, затем на меня.
– Хм… не сегодня. Может, завтра?
– Ладно, завтра, – соглашаюсь я.
