– Ты их узнала? – спрашиваю я.
Официантка приносит круассаны, и Дженет умолкает, чтобы подкрепиться.
– Никогда раньше их не видела. Один был лысый и с пиратской повязкой на глазу. А второй – высокий и с веснушками.
– С длинными волосами?
– До задницы. Когда я его только увидела, подумала, что это баба. Он ломал мой компьютер, прикинь, Джек, эти уроды распотрошили мой компьютер. Понятия не имею, на кой он им сдался.
– Через минуту я тебе объясню.
– Так вот, они давай чесать, будто им яйца подпалили…
– А потом?…
Дженет снова берет тайм-аут, чтобы заняться булочкой с черникой.
– Они разворотили мою тачку. Поэтому за мной приехала подруга. И с тех пор я торчала в Лодердейле, маялась от безделья…
– Это ты звонила шерифу и просила не высылать никого к твоему дому?
Она виновато кивает:
– Я вспомнила, что у меня под матрасом трава припрятана. Я знала, что копы ее найдут, а зачем мне неприятности? Поэтому я скормила им историю «мой приятель немного покуролесил, но все в порядке, поэтому, пожалуйста, не высылайте наряд».
– Что ж, твоя затея сработала.
– Помнишь, я говорила про «Монастырь», про девчонок, которые одеваются перед камерой монашками? Это они меня приютили. Честно сказать, Джек, я боялась возвращаться домой.
– А хочешь знать, что испугало меня? Кровь на ковре, Дженет. Что там, черт возьми, случилось?
– Я наступила на разбитую лампочку, вот что. – Она задирает длинную ногу на столик, сбрасывает сандалию и демонстрирует грязную повязку на ступне. – Они побили мои прожекторы, и стекло валялось по всей комнате. Кровища фонтаном хлестала.
Официантка с кофе замерла около нашего столика, недовольно косясь на замызганные бинты.
– Швы накладывали? – вежливо интересуюсь я.
– Семь, – отвечает Дженет. – Ничего страшного.
– Большой лысый дядька – это был телохранитель Клио. А длинноволосый – ее так называемый продюсер.
Дженет громко вскрикивает:
– У этой шлюшки еще и телохранитель! – Она убирает ногу со стола. – Зачем они ко мне вломились? Что им было нужно?
– Музыка твоего брата. – Я жестом прошу у официантки счет. – Последний альбом Джимми.
– Быть не может! – Дженет гневно выпрямляется на стуле. – Да ну. Этого не может быть.
– Не беспокойся. Они уже покойники.
– Если бы.
Я подталкиваю к ней газету и тыкаю пальцем в заголовок статьи под фотографией: «Прогулка на краденом катере обернулась катастрофой». Дженет делает большие глаза.
– Давай-ка, – говорю я, – прокатимся.
* * *
Некоторые подробности этой истории вполне могут остаться в тайне. Например, Дженет не обязательно знать, что Эмму похищали или что я стрелял в Джерри и Лореаля.
Но я рассказываю ей достаточно, чтобы она могла представить себе картину.
– Им нужен был мастер-диск со всей музыкой, что Джимми написал на островах. Он был спрятан на яхте, мы нашли его после убийства Джея Бернса.
– И Джей в этом замешан?
– В том, что касается пиратства, – да. Про все остальное не знаю.
– Его «лучший друг», – язвительно говорит Дженет. – Что за люди! Но зачем они его убили?
– Он струсил.
– А что это за «несчастный случай»? – Она постукивает пальцем по фотографии в газете.
– Я сказал Клио Рио, что мастер-диск у меня. Мы договорились махнуться. Парни плыли на встречу со мной на этом катере, но перевернулись.
– А на что менялись?
– Это личное. Они у меня кое-что украли.
Мы ездим по улицам в моем «мустанге», потому что многолюдное кафе – не лучшее место, чтобы говорить об убийстве.
– Поверить не могу, что они стреляли в Тито. Срань господня! – говорит Дженет.
– Они думали, что у него есть копия жесткого диска. На этой компьютерной примочке твой брат хранил все песни со своего альбома. Они считали, что у тебя есть копия. Поэтому и влезли в твой дом.
– Это просто какое-то безумие. Бред.
– Это Клио, – возражаю я.
– Но зачем ей песни Джимми? У нее уже есть один идиотский хит. – Дженет смотрит в окно, качая головой, и вполголоса прибавляет: – Дурдом.
Я спрашиваю ее, была ли она хоть раз в студии на Эксуме, когда Джимми записывал музыку.
– Твой брат играл тебе хоть одну из новых песен?
– Очень давно, – отвечает она. – Он написал ее для одной девицы – она бросила его ради парня из «Рамоунз».
[138]
– А как называлась та песня?
– Черт, дай подумать. Джимми написал тогда всего пару строчек. В основном мурлыкал и бренчал на гитаре.
– А ты узнаешь ее, если услышишь?
– Не знаю. Помню, песня мне понравилась, но с тех пор уже года три прошло. А может, и больше.
Я ставлю диск с «Сердцем на мели» в магнитолу и прибавляю звук. Дженет с любопытством слушает. Через восемь аккордов велит:
– Останови машину!
Чтобы выполнить ее просьбу, я совершаю пару опасных маневров, поскольку мы едем по шоссе в среднем ряду.
– Джек, давай же! – Она стучит кулаками по приборной панели.
Мигая фарами, я протискиваюсь в дыру размером с «фиат» между двумя тачками с восемнадцатидюймовыми колесами. Я беру курс на обочину дороги. Мои выкрутасы заставляют дородного байкера и смуглолицего бизнесмена на «линкольне» выразить все, что они обо мне думают, с помощью одного-единственного пальца. Я останавливаю машину. Дженет судорожно жмет на кнопки магнитолы.
– Поставь снова! Я хочу послушать еще раз! – требует она, в ее глазах стоят слезы. – Где эта чертова кнопка?
– Успокойся. Дыши глубже.
Я включаю диск заново и беру ее руки в свои. Мы слушаем песню ее брата еще раз. Дженет возмущается:
– Но ведь так называется альбом Клио – «Сердце на мели»? Что же это такое?
– Джимми эту песню тебе играл?
– Да, Джек. Эту самую. У нее еще не было названия, но я помню, как он хотел ее назвать.
– Как?
– «Ах ты, стерва, Кейт».
Обзавидуйся, Гершвин.
– Так звали ту девицу, что его бросила, – говорит Дженет. Она показывает пальцем на динамик: – «Сердце на мели, мое сердце на мели»? Когда Джимми мне ее играл, там было «Ах ты, стерва, Кейт. Ты паршивая свинья».
