– Я тебе солгала, – повторила она.
Странахэн не поднял глаз. Он плоской стороной ложки ломал каменным крабам клешни. Весь секрет – в запястье, объяснил он. Осколки панцирей шрапнелью разлетались во все стороны.
– О чем солгала? – спросил он.
– О том, что ничего не трогала в доме, когда вернулась пописать. В коридоре, в чулане лежали фотографии.
– Свадебные, да?
– Свадьба, медовый месяц, отпуска. Все фотографии, где мы с Чазом вместе, – отозвалась Джои, – в лучшие времена.
– Почему они были в чулане?
– Потому что этот подлец содрал их со стен, – сказала она, – может, уже через пять минут после того, как вернулся из круиза. Наверное, не в силах был смотреть мне в лицо.
Странахэн смахнул оранжевый ошметок краба с ее щеки.
– И что ты сделала?
Джои отвернулась.
– Еще стакан вина, сэр, будьте любезны.
– Что ты сделала с фотографиями?
– Не со всеми. Только с одной, – ответила она. – Просто вытащила ее из рамки и засунула ему под подушку.
– О боже, – сказал Странахэн.
– Но сначала взяла маникюрные ножницы…
– И вырезала свое лицо.
– Как ты узнал? – заморгала Джои.
– Без комментариев.
– Жена или подружка?
– Супруга номер три, если память не подводит, – сказал он.
– В следующий раз постараюсь быть пооригинальнее, – вздохнула она.
Они поели в доме, Сель клянчил подачки из-за двери. Странахэн сидел тихо, и Джои забеспокоилась, что переборщила и теперь весь их план пойдет к черту, каков бы он ни был.
Она твердо поставила бокал на стол:
– Если хочешь на меня накричать за то, что я порезала фотографию, можешь начинать. Только не забудь, что это был мой дом. Это мои вещи он выбросил на помойку.
– В Тампе не было дорожных аварий с участием Чаза и пьяного водителя, – сказал Странахэн.
– Откуда ты знаешь?
– Выяснил в дорожном патруле. Иска тоже не было, – продолжил он, – согласно архивам суда. И, разумеется, никаких крупных выплат.
– Значит, не было никакой заначки, – тихо сказала Джои.
– Похоже на то. Хочешь узнать наш план?
– Конечно, если он меня развеселит.
– Мы твоего мужа будем шантажировать, – сказал Странахэн.
– Ясно.
– На самом деле мы просто заставим его думать, будто его шантажируют. – Странахэн обмакнул здоровенную клешню в чашку с топленым маслом.
– Кто шантажирует? – спросила Джои.
– Тот, кто знает, что Чаз тебя убил. – Странахэн улыбнулся и откусил от краба. – Само собой, нам этого кого-то надо придумать.
Джои понравилось, хотя до нее еще не совсем дошло.
– Мы его запутаем, – объяснил Странахэн. – Чаз, вероятно, считает, что в его доме хозяйничает какой-то загадочный незваный гость. Ты же, наверное, не хочешь, чтобы он понял, что это ты – не сейчас, да?
Она энергично закивала.
– Не обижайся, – сказал Странахэн, – но эти твои остроумные намеки – платье в шкафу, помада в ванной, фотография под подушкой – это все типичные поступки брошенной жены. Еще немного, и он сообразит.
– Да, ты прав.
– Поэтому надо его убедить, что голову ему морочит кто-то другой.
– Может, тот, кто видел, как он спихнул меня за борт?
– Вот это другое дело.
– Тайный свидетель, которого одолела алчность, – оживилась Джои. – Супер. Но кто, Мик? И как этот воображаемый некто разыскал Чаза? Погоди минутку, и как он попал в дом, если у него нет ключа?
– Эй, не торопись, – посоветовал Странахэн. – У меня есть идея, как все устроить.
– Не сомневаюсь. – Джои Перроне ощутила небывалый подъем духа – и дело было не только в вине.
– Но для начала было бы неплохо все-таки узнать, почему Чаз хотел тебя убить, – сказал Странахэн. – Получим возможность для творческого шантажа.
Джои беспомощно пожала плечами:
– Я только об этом и думаю, день и ночь.
– Не волнуйся. Мы все выясним, – пообещал он и подмигнул. – Пожалуй, выйдет забавно.
Десять
Чаз нашел фотографию под подушкой только в ночь со вторника на среду, поскольку ночь с понедельника на вторник провел у Рикки, занимаясь сексуальным самолечением. Финальный облом в ванне он списал на отголоски ауры Джои, но и отъезд из их общего дома проблемы не решил. Даже в надушенной жасмином Риккиной спальне Чаз не мог выбросить из головы облегающее черное платье мертвой жены или развратные воспоминания, этим платьем навеянные.
Рикка трудилась над ним умело, как скульптор, но результаты были неудовлетворительны. Впервые за все время их связи – да любой связи – Чаз услышал это самое бессмысленное и кошмарное из утешений:
– Не волнуйся, милый, со всеми случается.
В ужасе он потащил Рикку в ближайший музыкальный магазин и купил диск лучших хитов Джорджа Торогуда – без толку. Даже цифровой ремастеринг «Испорчен до мозга костей» не вернул Чазовой кости ее обычной испорченности. Призрак неудачи следовал за ним весь следующий день, пока Чаз мотался туда-сюда по дамбам Эверглейдс. Призрак тяготел над ним, даже когда он вернулся домой, но визит Ролва-ага ненадолго отвлек его внимание, хоть и измотал нервы.
Заваливаясь вечером в постель, Чаз был эмоционально не готов к очередному замогильному потрясению. Он уставился на фотографию и рассеянно потыкал пальцем в дырку, вырезанную на месте хорошенького личика его жены.
Ослепительно ярко он вспомнил, где и когда был сделан снимок – в канун прошлого Нового года на лыжной базе в Стимбот-Спрингс. Они с Джои только что вышли из номера после семидесяти семи минут впечатляюще бурного секса. То был единственный раз, когда Чаз устал раньше жены и, запыхавшись, попросил тайм-аут, сложив руки буквой «Т» на манер футбольного защитника. Он и Джои еще смеялись над этим, протягивая камеру бармену.
Теперь Чазу, сгорбившемуся над фотографией, полагалось размышлять, кто достал ее из чулана и буквально обезличил. Когда произошла эта злобная выходка и как злоумышленник проник в дом, не разбив окно и не выломав косяк. Полагалось спросить огромного волосатого охранника, Редова головореза, не болтались ли по соседству какие-нибудь подозрительные личности.
Но Чарльз Регис Перроне думал о той ночи в Колорадо, всего четыре месяца назад, вновь переживая все эротические подробности того, как женщина, которую он однажды нежно назвал «моя чудовищная блондинка», вывернула его наизнанку. Скоро Чаза поприветствовала внушительная эрекция, и в припадке беспочвенного оптимизма он помчался в ванную. Там он яростно, с перекошенным красным лицом, дрочил, пока его кулаки один за другим не свело судорогой. Облегчения не предвиделось.
