Чаз открыл было рот, но только сипло квакнул.
Ред Хаммернат быстро сменил тему:
– Этот Ролвааг, непохоже, чтобы он вел собственную игру. Я пожил достаточно и жулика узнаю.
– Я же сказал, это он, больше некому. – Ред предпочел бы, чтобы в голосе Чаза уверенности было побольше. Если Чаз и впрямь выбросил жену за борт, кто-то мог увидеть – другой пассажир, юнга, да кто угодно.
– Давай сначала выясним, кто такой этот шантажист и сколько он хочет, – сказал Ред. – Может, просто какой-нибудь ловкач, увидел историю в новостях и решил тебя потрясти. С этим мы справимся. – Он уверенно кивнул на Тула. – Но если это и правда коп, тогда нам надо быть очень, очень осторожными. Он нам может устроить веселую жизнь, даже если ты ничего плохого не делал.
– Я не делал, Ред, – произнес Чаз сквозь зубы. – Я же сказал, это был несчастный случай.
– Не дергайся, сынок. Я тебе верю.
Тул, тыча в заусенец ржавым рыболовным крючком, неопределенно хмыкнул.
– Когда сукин сын снова позвонит, – сказал Ред Хаммернат, – постарайся назначить ему встречу.
– Господи, Ред, это что же – лицом к лицу? – заскулил Чаз. – Зачем? Что мы будем делать?
– Вежливо выслушаем все, что он имеет сказать, – ответил Ред. – Да, сынок, и надо прояснить еще один момент. Не мы. А ты.
Тринадцать
Мик Странахэн позвонил Чарльзу Перроне в 5:42 утра.
– Доброе утро, говнюк. – На этот раз он подражал Джерри Льюису
[31]
. Мексиканский писатель, владелец острова, обожал «Чокнутого профессора», и Странахэн часто смотрел его по видео. Не худший способ одолеть тропическую депрессию.
В трубке муж Джои Перроне очнулся только через несколько секунд.
– Это ты вчера звонил?
– Вееееррррно.
– Нам надо встретиться, – сказал Чаз Перроне.
– Зачем?
– Поговорить.
– Мы уже говорим, – возразил Странахэн. – Ты бросил свою любимую в Атлантический океан. Интересно, как ты это объяснишь.
– Я ее не толкал. Она сама упала.
– Я видел совсем другое.
– Послушай, – затухающим голосом взмолился Перроне.
– Эге-гей? Чаз?
– Это надо сделать лично.
– Сделать что? У тебя на счету тысяча восемьсот долларов, – сказал Странахэн. – Это весьма прискорбно.
– Я могу достать еще, – выпалил Перроне, но потом спохватился: – А откуда ты знаешь, сколько у меня в банке?
– При-скорб-но.
– Не вешай трубку. Не надо!
– Где ты возьмешь денег? – спросил Странахэн.
– Мне кое-кто должен.
– Ты биолог или ростовщик? – засмеялся Странахэн.
– Ладно, Ролвааг. Скажи мне, сколько ты хочешь? «Опять этот "Ролвааг"», – подумал Странахэн.
– Я еще не решил сколько, – сказал он.
– Хорошо, так когда мы можем встретиться? Я серьезно.
– Пока-пока, Чаз.
– Погоди, – остановил его Перроне. – Я только хотел спросить… ты сейчас кому подражаешь?
– Ну?
– Джиму Кэрри, верно?
– Мистер, моя цена только что возросла вдвое, – произнес Странахэн.
Тул стоял в дверях спальни и вопрошал, кому понадобилось звонить в такую рань. Когда Чаз Перроне ответил, что шантажисту, Тул заторможенно выругался и побрел обратно в кровать. Это была долгая, судорожная ночь, фентаниловые пластыри засыхали один за другим, увядали, как цветы. От так называемого доктора никакого проку – ему явно отвратительна сама идея оставить Тула у себя дома, и отвращение взаимно. Но Ред – хозяин, а Ред говорит, нечего Тулу болтаться на улице и пугать соседей. Тул остается с доктором и следит, чтобы никто больше не проник в дом. Чаз Перроне с неохотой препроводил его в гостевую комнату. Чуть позже Тул попытался принять душ, но уже через пять минут так полинял, что черная шерсть засорила сток. Чаз прочистил его вешалкой и не сказал ни слова, но Тул видел, что Чаз вот-вот взорвется.
На завтрак Тул приготовил омлет из девяти яиц, пинты сливочного варенца, полуфунта чеддера, перцев-ассорти, горсти оливок без косточек и четырех унций соуса табаско. Едва Тул начал пожирать свое острое произведение, доктор в омерзении ретировался из кухни.
После этого Тул заявил, что собирается свалить в поисках лекарства.
– Где тут в округе больница? – спросил он.
– Ты что, рехнулся? Ты не можешь обворовать больницу.
– Если есть больница, есть дом призрения. Ну или как там его – куда кладут, в натуре, конченых. Которые помрут скоро.
– Ты, наверное, имеешь в виду хоспис.
– Ага, – подтвердил Тул, – где люди такие больные, что не шумят.
– И дальше что?
– Ищу кого-нибудь с пластырями.
– О господи. – Доктор неожиданно притих.
– Ну? – спросил Тул.
– Мистер Хаммернат знает, что ты этим промышляешь?
– Ред в мои дела не лезет.
– Умно. – Чарльз Перроне полез за ручкой. – Ближайшая больница – на Сайприс-Крик. Я напишу, как проехать.
– Лучше план нарисуй.
– В смысле, карту?
– Ага, самое оно, – улыбнулся Тул.
Он оставил минивэн в «Херц» и изменил ему с «Ави-сом» ради черного «гранд-маркиз». Он наслаждался, вытянув наконец ноги, а кондиционер был выше всяких похвал. Отыскав больницу, Тул начал обследовать окрестности в поисках возможных мишеней. Первой он исследовал «Безмятежную виллу», но отступил, едва понял, что это дом престарелых. Значит, старики еще ничего так себе шевелят костями, а опыт Тула говорил, что такие нелегко расстаются со своими медикаментами.
Следующая остановка – «Неземное поместье», больница при местной церкви. Тул надел белый лабораторный халат для гигантов, который всегда носил с собой, и вошел через служебную дверь. Он передвигался очень осторожно для великана, проверяя по одной койке за раз. Некоторые пациенты, хилые, как воробушки, вроде спали, и Тул бережно переворачивал их, ища пластыри. Те, кто не спал, вели себя спокойно, хотя один все-таки разразился забавным монологом, суть которого Тул не уловил, – что-то о распродаже в Ялте, фиг знает, где это вообще.
Помимо прочего, Тул предпочитал дома призрения больницам, поскольку тут редки визиты посетителей. Фиг знает, почему люди так мало времени проводят со своими хворыми родителями, но факт оставался фактом. Только в одной палате в «Неземном поместье» Тул обнаружил родственника – тот примостился на краешке постели. Тул жестом извинился и продолжил путь по коридору. Никто не выказал к нему ни малейшего интереса: замотанные медсестры решили, что он – новый санитар, а в гериатрических отделениях свирепствует текучка персонала.
