Чаз нехотя признал, что коп – чертовски хороший актер. Ни разу не вышел из роли. Чаз ожидал некого тонкого подтверждения – косого взгляда или подмигивания. Однако Ролвааг не выдал, что знает о шантаже, и всячески поддерживал свой имидж упорного и честного искателя улик. Менее проницательный преступник отказался бы от мысли, что это Ролвааг пытается вытрясти его карманы, но на Чаза Перроне спектакль не подействовал ни на йоту. Чем больше Чаз думал, тем менее вероятным казалось ему, что кто-то видел, как он столкнул Джои за борт «Герцогини солнца». Чаз помнил, как осторожен был, как сперва дождался, пока палубы опустеют. Он помнил, как стоял потом один у перил, слышал гул корабельных машин и больше ничего – ни голосов, ни шагов. Шантажист определенно блефует. Никто не мог видеть убийства Джои Перроне.
А теперь Карл Ролвааг, который откровенно не поверил рассказу Чаза о событиях той ночи, решил в отсутствие доказательств вынудить его заплатить за преступление иным способом.
Когда они вернулись в гостиную, Чаз робко спросил:
– Кто ваш любимый актер?
– Дайте подумать. – Ролвааг сжал губы. – Фрэнсис Макдорманд
[42]
.
– Кто?
– Она играла в «Фарго».
– Нет, я имел в виду актера-мужчину, – уточнил Чаз.
– Не знаю. Наверное, Джек Николсон.
– А мне вот больше нравится Чарлтон Хестон. – Чаз искал в лице детектива хоть малейшие следы волнения.
– Да, он тоже хорош, – согласился Ролвааг. – «Бен Гур» – это классика.
Вот и все, ни удивления в глазах, ни даже намека на улыбку. Чаз Перроне так разозлился, что не выдержал:
– Вам никогда не говорили, что иногда у вас голос похож на его?
Кажется, детектив развеселился:
– Мой – на Чарлтона Хестона? Это что-то новенькое. «Что за айсберг», – подумал Чаз.
– Мне очень жаль, что я не могу вам помочь с почерком Джои, – произнес он. – Поверить не могу, что в доме вообще не осталось ее вещей.
– Нет проблем. Я позвоню в банк, – ответил Ролвааг. – У них есть все ее погашенные чеки на пленке.
– Могу я спросить, зачем это вам?
– Разумеется.
Детектив вытащил из портфеля большой конверт – у Чаза Перроне неудержимо дрожали пальцы, пока он этот конверт вскрывал. Он бегло просмотрел первый абзац и спросил:
– Откуда вы это взяли?
– Читайте, – посоветовал Ролвааг и побрел на кухню.
Когда Чаз дочитал, сердце его колотилось, словно молот, рубашка повлажнела, а череп звенел, как пинбольный автомат. Перед ним лежала фотокопия неслыханного документа – последней воли и завещания Джои Кристины Перроне. Для Чаза то была квинтэссенция шутки о хорошей и плохой новости.
Хорошая новость: ваша покойная жена оставила вам тринадцать миллионов баксов.
Плохая новость: коп, который считает, что вы ее убили, наконец-то нашел мотив.
Чаз положил бумаги на колени и вытер ладони о диван. Потом снова открыл последнюю страницу и уставился на подпись.
– Это ее? – Ролвааг стоял в дверном проеме и вскрывал очередную банку своего чертова «Спрайта».
– Клянусь, я ничего об этом не знал, – сказал Чаз. – Хотите – проверьте меня на детекторе лжи.
– Посмотрите на дату – всего месяц назад, – произнес Ролвааг.
– Джои ни разу даже словом не обмолвилась.
– Это интересно.
– Вы что, думаете, я бы вам не рассказал, если б знал? Ради Христа, я же не идиот. – Чаз ощущал, как в мозгу вхолостую крутятся шестеренки. – Это настоящий документ или просто часть ловушки? И не притворяйтесь, будто не понимаете, о чем я говорю.
– Я не могу сказать вам, поддельное оно или нет, – ответил детектив. – Я поэтому к вам и пришел. Поэтому и хотел получить образец почерка миссис Перроне.
– Слушай, ты! Хватит игр! – заорал Чаз. – Хватит этого дерьма. Ты проклятый мошенник, и я знаю, чего ты добиваешься. Это не завещание Джои, на хер, это подделка! Ты не смог меня обвинить, а теперь пытаешься сфабриковать обвинение, а потом заставишь меня купить свободу…
В этом месте Чаз намеревался для вящего драматического эффекта порвать завещание на мелкие клочки. Однако где-то в глубине души тоненький голосок напомнил ему о хилой, но отрезвляющей возможности: а вдруг он ошибается насчет Ролваага, вдруг поразительный правовой документ подлинный. Чаз обнаружил, что бессознательно вцепился в него обеими руками, совсем как Моисей (по крайней мере, в исполнении Чака Хестона) цеплялся за таблички с десятью заповедями.
Ролвааг, отвратительно безразличный к оскорблениям, произнес:
– Можете оставить его себе, Чаз. У меня есть копии. В комнату вошел Тул, его щеки блестели от жира аллигатора. Тул поинтересовался, о чем сыр-бор.
– Я немного расстроил мистера Перроне, – пояснил детектив, – но он уже успокоился.
– Не особо, – буркнул Чаз.
– Док, ты выглядишь как дерьмо на палочке, – сообщил Тул.
– Спасибо, что заметил. Можем мы с детективом немного поговорить наедине?
Когда они снова остались одни, Ролвааг сказал:
– Я спросил вас про подпись.
– Она похожа на подпись Джои. Довольно похожа, – ответил Чаз. – Тот, кто ее подделал, хорошо постарался.
Лицо Ролваага не дрогнуло.
– Давайте убедимся, что я вас правильно понял. Вы обвиняете меня в том, что я фальсифицировал завещание, чтобы впутать вас в дело об исчезновении вашей жены?
– Ну а то.
– Но вы упомянули слово «шантаж». Я не понял.
– Посмотрите в словаре, – отрезал Чаз, подумав: «Ублюдок хочет, чтоб я извивался, как уж на сковородке, – нет уж, не дождется».
Ролвааг секунду подумал, затем продолжил:
– То есть план таков: вы даете мне взятку, а я ликвидирую ваш тринадцатимиллионный мотив. Миссис Перроне исчезает окончательно.
– Именно. И не забудьте про вашего фальшивого свидетеля.
– Что? – Детектив склонил голову набок, будто прислушиваясь к еле различимой трели редкой певчей птицы. Такое неуловимое движение, и оттого так ужасающе убедительное.
– Что еще за свидетель? – спросил он.
Желудок Чаза сделал кульбит. «Боже святый, или этот парень действительно хитер, или я сделал худшую ошибку в своей жизни».
– Что за свидетель? – повторил Ролвааг.
Чаз слабо засмеялся.
