Они встречались с Томом пять недель, а потом поженились в католической церкви в Парк-Слоуп. После этого они долго не виделись, так что им понадобилось довольно много времени, чтобы понять: у них нет ничего общего. Том весь день был занят своими журналистскими делами, а у Мэри Андреа сцена отнимала вечера и выходные. Умудрившись оказаться вдвоем, они как можно чаще занимались сексом. То было единственное занятие, в котором они совпадали во всех отношениях. Усердно предаваясь ему, они были избавлены от необходимости выслушивать болтовню друг друга о своих карьерах, которые, честно говоря, ни одного из них не интересовали.
Мэри Андреа едва ли замечала, как все распадается на части. По ее воспоминаниям, однажды Том просто вошел с грустным лицом и попросил развода.
Ее ответ:
– Не смеши меня. За пять сотен лет в семье Финли никто не разводился.
– Чем и объясняются, – сказал Том, – все эти психозы.
Мэри Андреа пересказала этот разговор своему консультанту из «Реабилитационного центра и санатория минеральных вод "Мона Пасифика"» на Мауи, заведения, особо рекомендованного несколькими ее приятелями-актерами с обоих побережий. Когда консультант спросил, доводилось ли Мэри Андреа с мужем быть когда-нибудь безумно счастливыми, она ответила – да, где-то месяцев шесть.
– Может, семь, – добавила она. – Потом мы достигли плато. Это нормально для молодых пар, разве нет? У Тома не плато-тип личности. Ему нужно или идти вверх, или спускаться вниз. Карабкаться или падать.
– Я понял, – кивнул консультант.
– А теперь меня преследуют его юристы и судебные исполнители. Это очень опрометчиво. – Мэри Андреа была гордым человеком.
– У вас есть причины полагать, что он изменит свое мнение относительно брака?
– Да кому тут нужно менять его мнение?! Я просто хочу, чтобы он бросил эту абсурдную идею развестись.
Консультант смутился. Мэри Андреа продолжала объяснять свою точку зрения: развод как институт уже начал устаревать.
– Он избыточный. Излишний, – добавила она.
– Уже поздно, – сказал консультант. – Хотите чего-нибудь, чтобы легче уснуть?
– Посмотрите на Ширли Маклейн
[11]
. Она не жила с мужем – сколько там? тридцать лет? Многие даже не знали, что она была замужем. Вот как с этим надо управляться.
Теория Мэри Андреа заключалась в том, что развод оставляет человека беззащитным и ранимым, а сохранение брака – даже если ты не живешь с супругом, – обеспечивает купол безопасности.
– И тогда никто не сможет вонзить в вас свои крюки для туш, – уточнила она. – Юридически выражаясь.
– Никогда это не рассматривал таким образом, – сказал консультант.
– Ну хорошо, это просто глупый кусок бумаги. Но не считайте его ловушкой, считайте его пуленепробиваемым щитом, – заявила Мэри Андреа Финли Кроум. – Ширли была права. Можете попросить принести мне чашку «эрл грея»?
– Вам лучше?
– Намного. Я избавлю вас от своего общества через день-другой.
– Не спешите. Вы здесь, чтобы отдыхать.
– С долькой лимона, – сказала Мэри Андреа. – Пожалуйста.
Синклер пил кофе и обжег язык – при виде Тома Кроума, пересекающего отдел новостей, у него срабатывал глотательный рефлекс. Прижимая ко рту мятый носовой платок, Синклер поднялся, чтобы поприветствовать своего знаменитого репортера – с фальшивым радушием, очевидным для всех, кто это видел.
– Сколько лет, сколько зим! – стелился Синклер. – Хорошо выглядишь, старик!
Кроум проследовал к кабинету редактора.
– Нам надо поговорить, – сказал он.
– Да, да, я знаю.
Когда они остались за стеклом одни, Синклер сообщил:
– Сегодня утром звонили Джоан и Родди. Судя по всему, уже весь Грейндж в курсе.
Это Кроум уже знал.
– Мне нужна неделя или около того, – ответил он. Синклер насупился:
– Зачем, Том?
– Для репортажа. – Том невозмутимо посмотрел на него. Он ожидал подобной реакции, слишком хорошо зная невысказанное кредо Синклера: серьезные статьи – серьезные проблемы.
Редактор в нарочитой задумчивости откинулся на спинку кресла:
– Наверное, нам больше не нужна вкладка, а?
Кроума позабавило это собирательное «мы». Газета отправляла своих редакторов средней руки в школу менеджмента, где их научили, помимо прочих скучных трюков, использовать слово «мы», выражая несогласие с персоналом. По тамошней теории, местоимение во множественном числе подсознательно придавало аргументам корпоративную силу.
Синклер продолжил:
– Думаю, нам нужна дюймов на десять максимум, в ежедневном выпуске, в городских новостях. ГРАБИТЕЛИ КРАДУТ ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ, ФОРТУНА ОТВЕРНУЛАСЬ ОТ ЛЕДИ ФОРТУНС.
Кроум склонился ближе:
– Если такой заголовок хоть когда-нибудь появится в «Реджистере», я лично явлюсь к тебе домой и вырежу тебе легкие секатором.
Синклер задумался, не лучше ли было оставить дверь открытой, на случай если придется спасаться бегством.
– Никакой статьи в ежедневном выпуске, – отрезал Кроум. – Эта женщина не собирается делать никаких публичных заявлений. Она даже не стала сообщать в полицию.
– Так ты с ней говорил?
– Да, но не записывал разговор.
Синклер подкрепился очередным глотком кофе.
– Тогда я точно не вижу смысла в статье. Без ссылок на ее слова и полицейских – не вижу.
– Увидишь. Дай мне время.
– Знаешь, что сказали Родди и Джоан? По слухам, эта дамочка Фортунс сама посеяла свой билет, а потом сочинила байку о грабителях. Ну знаешь, чтобы люди посочувствовали.
– Со всем должным уважением к Родди и Джоан – они несут хуйню.
Синклер ощутил безрассудный порыв защитить сестру и ее мужа; порыв, однако, быстро прошел.
– Том, ты же знаешь, какая у нас нехватка кадров. А неделя скорее тянет на расследование, чем на простой очерк, разве нет?
– Это статья. Точка. Хорошая статья, если у нас хватит терпения.
Политикой Синклера в отношении сарказма было не замечать его. Он сказал:
– Пока эта леди не захочет говорить с копами, мы мало что сможем сделать. Может, лотерейный билет украли, а может, и нет. Может, его у нее и не было никогда – крупные джекпоты всегда привлекают шизанутых.
