– Нерре нурее нахоо дюу-дии, – произнес он.
Родди покосился на жену:
– Это что – испанский, что ли?
– Сомневаюсь.
Синклер снова завыл:
– Нерре нерре дюу-дии! – Это была искаженная отрыжка однажды сочиненного им газетного заголовка, непревзойденного личного достижения: НЕРВНЫЙ НУРЕЕВ НАХОДЧИВ В ДЕБЮТЕ У ДИСНЕЯ.
Перевод, будь он известен Деменсио, вряд ли бы его успокоил.
– Вот именно, – огрызнулся он. – Мы закрываемся.
По настоянию Родди Синклер вернул двенадцать расписных черепашек в воду. Родди отвел его в машину, и Джоан поехала домой. Родди начал укладывать угольные брикеты в гриль во дворе, но Синклер сказал, что не голоден, и лег спать. Когда Джоан проснулась на следующее утро, его не было. Под сахарницей лежал журналистский блокнот, раскрытый на новой странице:
Я вернулся в святилище.
Там-то она и нашла его, восхищенного и обалдевшего. Деменсио отвел ее в сторону и прошептал:
– Без обид, но у меня тут все же бизнес.
– Я понимаю, – сказала Джоан. Подошла к канавке и присела на корточки рядом с братом. – Как наши дела?
– Видишь? – показал Синклер. – Она плачет. Деменсио починил шланги Мадонны, на стеклопластиковых щеках сверкали слезинки. Джоан стыдилась такой впечатлительности Синклера.
– Твой шеф звонил, – сказала она.
– Это хорошо.
– У него, похоже, что-то действительно важное. Синклер вздохнул. В сложенных чашечками ладонях у
него было по черепашке.
– Это Варфоломей, а это, по-моему, Симон.
– Да, они просто душки.
– Джоан, я тебя умоляю. Это же апостолы!
– Милый, позвони лучше в газету.
Деменсио предложил воспользоваться телефоном в доме. Что угодно, лишь бы этот балда убрался из святилища, пока не прибыли первые туристы.
Секретарша ответственного редактора соединила Синклера немедленно. Он монотонно извинился за то, что не перезвонил днем раньше, как обещал.
– Забудь об этом, – ответил ответственный редактор. – У нас дерьмовые новости – Том Кроум погиб.
– Нет.
– Похоже на то. Расследовавшие пожар нашли труп в доме.
– Нет! – повторил Синклер. – Этого не может быть.
– Обгоревший до неузнаваемости.
– Но Том уехал в Майами с лотерейной женщиной.
– Кто тебе это сказал?
– Человек с черепахами.
– Понимаю, – сказал ответственный редактор. – А человек с жирафами – что он сказал? А бородатая дама с пингвинами – у нее ты спрашивал?
Синклер покачнулся и начал заваливаться, запутываясь в телефонном шнуре. Джоан подставила ему стул под зад. Синклер, задыхаясь, произнес:
– Том не мог погибнуть.
– Сейчас работают над ДНК, – продолжил редактор, – но девяносто девять шансов из ста, что это он. Мы готовим на завтра материал на первую полосу.
– Боже мой, – пробормотал Сиклер. Неужели он на самом деле потерял журналиста?
Он услышал, как шеф говорит:
– Не возвращайся домой.
– Что?
– Не сейчас. Пока мы не придумали, что сказать.
– Кому? – спросил Синклер.
– Информагентствам. Телекомпаниям. Нечасто нынче убивают журналистов, – объяснил ответственный редактор. – Особенно тех, кто пишет очерки. Дело весьма серьезное.
– Конечно, но…
– Будет масса скользких вопросов: куда вы его отправили? над чем он работал? было ли это опасно? Будет лучше, если всем займусь я. За это мне и платят большие бабки, верно?
Синклер будто застрял в холодном тумане.
– Не могу поверить.
– Может, это не имело никакого отношения к работе. Может, это было ограбление или ревнивый муж, – сказал ответственный редактор. – Может, блядь, кастрюля взорвалась – кто знает? Штука в том, что Том окончит свой путь героем, несмотря ни на что. Так и происходит, когда убивают журналистов, – вспомни Амелию Ллойд, Христа ради. Она не могла список продуктов нахерачить, и все равно в ее честь назвали серьезную премию.
Синклер выдохнул:
– Мне плохо.
– Нам всем плохо, поверь. Нам всем, – сказал ответственный редактор. – Держись там пока потише. Успокойся. Погости у сестры вволю. Я буду на связи.
Какое-то время Синклер не шевелился. Джоан взяла у него из руки трубку и осторожно распутала шнур с плеч и шеи. Салфеткой промокнула пот со лба. Потом намочила еще одну и вытерла пятно от черепашьих какашек у него с рукава.
– Что он сказал? – спросила она. – Что случилось?
– Том – он не в Майами, он мертв.
– О нет! Мне так жаль.
Синклер встал.
– Теперь я понимаю, – сказал он.
Сестра нервно уставилась на него.
– Я наконец понимаю, зачем я здесь. Что привело меня сюда. Раньше я не был уверен. Что-то фантастическое нахлынуло на меня, когда я прикоснулся к черепахам, но я не знал, что или почему. Теперь – да. Теперь я знаю.
– Слушай, не хочешь газировки? – осведомилась Джоан.
Синклер ударил себя в грудь.
– Я был послан сюда, – сказал он, – чтобы переродиться.
– Переродиться?
– Другого объяснения нет, – заявил Синклер и порысил за дверь к святилищу. Там он сорвал одежду и улегся в илистую воду среди черепах.
– Нахоо дюу-дии, нахоо нерре!
Триш, которая развешивала футболки на продажу, опустилась на одно колено:
– По-моему, он говорит на языках.
– Щас бы, – вмешался Деменсио. – Гули-гули-цып-цып-цып.
И злобно потопал в гараж искать острогу на тунца.
Кроум выглядел озабоченным. Счастливым, подумала Джолейн, но озабоченным.
И сказала:
– Ты прошел тест.
– Тест для белых парней?
– Угу. Тест на дальтонизм.
Кроум расхохотался. Приятно было это слышать. Джолейн хотелось бы, чтобы он так смеялся чаще, не только когда она шутит.
Он спросил:
– Когда ты решила, что это случится?
Они лежали под одеялами, обнявшись. Будто снаружи холодно, подумала Джолейн, а не семьдесят два по Фаренгейту.
– До поцелуя или после поцелуя? – уточнил Кроум.
