– Чем ты мне заплатишь? – скептически осведомилась Эмбер.
Фингал заметил, как она покосилась на его грязные босые ноги. Он быстро сказал:
– У отряда хренова туча деньжищ. Не прямо сейчас, но очень скоро.
Эмбер неспешно доела суп и только потом соизволила осведомиться, сколько же в итоге ожидается. Четырнадцать миллионов, ответил Фингал. Долларов, да.
Какой же смех вызвало это! На сей раз он просто вынужден был перебить:
– Кроме шуток. Я точно знаю.
– Да неужели?
Он решительно прикурил сигарету. Потом суровым голосом объявил:
– Я им сам помогал их стибрить.
Эмбер какое-то время молчала, глядя на длинную белую яхту, скользящую под разводным мостом. Фингал забеспокоился, что сболтнул лишнего и теперь она ни слову не верит. В отчаянии он выпалил:
– Это святая правда!
– Ну хорошо, – сказала Эмбер. – Но мне-то там у вас что делать?
Фингал подумал: вот бы знать. Потом его осенило:
– Ты веришь в белого человека?
– Милый, я поверю в лягушонка Кермита, если он оставит мне двадцать процентов чаевых. – Она потянулась и взяла Фингала за левую руку, отчего его бросило в дрожь восхищения. – Давай-ка глянем твою татуировку.
Пухл и слышать не желал скулеж о пикапе.
– Брось его, – рявкнул он Боду Геззеру.
– Здесь? Прямо у воды?
– Да кому, он нахуй, сдался, у тебя там инвалидная фигня налеплена.
– Конечно, можно подумать, им не наплевать.
– Кому – им?
– «Черному приливу».
– Слушай, знаешь что, – вмешался Пухл. – Это была твоя идея с лодкой, так что давай не ссы теперь. Мне и так блядский денек выдался.
– Но…
– Брось свой чертов грузовик! Твою бога душу, у нас двадцать восемь миллионов баксов. Купишь себе представительство «Додж», если захочешь.
Бод Геззер угрюмо присоединился к Пухлу в погрузке угнанного катера. Последним он достал из пикапа замшевый
сверток.
– Это еще что там за черт? – спросил Пухл. – Хотя что я спрашиваю. Похоже на сумку с банками «бадвайзера».
– «АР-15». Я ее разобрал, чтобы почистить.
– Боже, помоги нам. Идем.
Бод был не такой дурак, чтобы просить руль, – он видел, что с катером что-то приключилось. Одежда Пухла вымокла, а хвост украшала прядь водоросли цвета корицы. Палуба и виниловые вогнутые сиденья усыпаны осколками чего-то, напоминавшего голубоватую керамику, будто Пухл расколотил тарелку.
Они малым ходом удалялись от насыпи, и Бод повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на красный грузовичок-«рэм», который – он нисколько не сомневался – обчистят до нитки или угонят еще до заката. Он заметил человека, стоящего недалеко от берега, на краю мангровых зарослей. Человек был белым, поэтому Геззер не испугался – наверное, просто рыбак.
Когда катер набирал скорость, Бод крикнул:
– Ну, как она на ходу?
– Как одноногая шлюха.
– Что это тут за дерьмо и грязища?
– Я тебя не слышу! – завопил в ответ Пухл.
С учетом жидкой грязи на палубе и моторов, работающих с перебоями, Пухлу бессмысленно было отрицать, что он загнал лодку на мель. Впрочем, он не счел нужным сообщать Боду Геззеру, как близко был к потере половины джекпота.
Отважно спустился обратно на мелководье.
Молотил и ощупывал глину и траву, пока не обнаружил его в восемнадцати дюймах от поверхности воды – билет «Лотто» покачивался в течении, словно маленькое чудо.
Естественно, он был в клешнях голубого краба. Мерзкий уродец хапнул замшелый пластырь, к которому был прилеплен билет. Обезумевший Пухл не колеблясь бросился на отважного падальщика, безжалостно вцепившегося ему в руку одной клешней, не выпуская из другой размокший трофей. С крабом, упрямо болтавшимся на правой руке, Пухл вскарабкался на транец и размолотил маленького ублюдка на куски о планшир. Таким манером он вернул себе лотерейный билет, но победа далась дорогой ценой. Единственным нетронутым сегментом покойного краба оказались кремово-голубые клешни, свисавшие с куска кожи между большим и указательным пальцем – смертельное шило.
Бодеан Геззер немедленно это заметил, но решил ни слова не говорить. Думая: Надо было гнать в Таллахасси. Не надо было возвращаться.
– У меня есть карта. – Он пытался перекричать сухой кашель забитых грязью моторов «Меркьюри».
Никакого внятного ответа от Пухла.
– И я заодно выбрал остров! Пухл вроде бы кивнул.
– Перл-Ки! – проорал Бод. – Там мы будем в безопасности.
Пухл отправил липкий плевок за ветровое стекло.
– Сначала нам надо остановиться.
– Знаю, знаю. – Бод Геззер позволил двигателям заглушить свои слова. – В Групер, блядь, Крик.
Девятнадцать
Деменсио потратил весь день, раскрашивая остальных черепах Джолейн. Без надежных библейских архивов было сложно найти тридцать три разных портрета, чтобы скопировать их на черепашьи панцири. Ради экономии времени Деменсио выбрал характерное для всех святых выражение лица, лишь слегка варьируя детали от черепахи к черепахе.
Когда рептилии уже сохли, Триш ворвалась в дом с криком:
– Четыреста двадцать долларов!
Брови Деменсио затанцевали – чума, а не посещение!
– Они просто влюблены в этого малого, – сказала жена.
– В Синклера? Моя теория? Скорее в апостолов.
– Милый, во все сразу. Он, плачущая Мария, черепахи… Каждый находит свое.
Так оно и было – Деменсио никогда не видел настолько очарованной группы паломников.
– Только подумай, – сказала Триш, – сколько мы сможем собрать вчистую – за рождественскую-то неделю. Когда, говоришь, Джолейн возвращается?
– Когда угодно. – Деменсио начал закручивать бутылочки с краской.
– Она же сможет одолжить нам черепах на праздники!
Надо сказать, у Триш была гигантская вера в человечество.
– Одолжить или сдать в аренду? – спросил Деменсио. – А если и так, с ним-то что делать?
– С Синклером?
– Долго он в этих покрывалах не протянет. Завтра того и гляди начнет демонстрировать член старым леди.
– Пойди и поговори с ним, – сказала Триш.
Деменсио напомнил, что почти не понимает того, что вещает Синклер.
