"Разумеется".
"Ты мне не веришь. Бали действительно мой остров. По крайней мере, в ближайшем будущем он станет моим".
Так вот какую цену готова заплатить за электромагнитную бомбу индонезийская оппозиция! Им даже не придется тратить украденные из бюджета деньги. Дадут Стиву какую-либо должность типа губернатора Бали, а то и княжеский титул, чтобы он в свое удовольствие разгуливал по острову, считая его своим, а заодно разрабатывал для Индонезии новые типы вооружений. Всем хорошо, и китайцы никому не нужны.
- Давай немного посидим, - предложила я и огляделась вокруг.
За разговором мы незаметно углубились в дворцовый комплекс. Пагода, молельня, беседка. И главное, тишина. Такая приятная после гудящей, как растревоженный улей, площади. В глубине беседки виднелась скамейка.
Мы вошли внутрь и уселись на низкую резную скамью. Через увитые листьями плюща проемы хаотично пробивались солнечные лучи. Игра света и тени вновь напомнила мне о мужчинах, убитых в китайском храме.
- Какая-то ты сегодня странная, - заметил Ляо. - Слишком задумчивая.
- Жара и избыток народа на площади. Толпа всегда действует на меня угнетающе.
- Мне кажется, дело не в толпе.
Он был совершенно прав. Дело во мне. В положении, в котором я оказалась. Я хорошо относилась к Стиву даже когда считала его Сергеем Адасовым, и, честно говоря, мне было глубоко плевать на то, чем именно Семен Тетерин занимался с ЦРУ, ливийцами и китайцами. Это его собственные дела, а его причастность к гибели "Конкорда" вообще не доказана. По отношению ко мне Стив всегда вел себя хорошо. Это означало, что если я его заложу, то буду чувствовать себя последней стукачкой. А если не заложу? Хороший вопрос.
- Допустим, нам удастся вычислить Тетерина. Что ты тогда сделаешь?
- Его электромагнитная бомба не должна взорваться в Индонезии, да и вообще нигде.
- Это не ответ.
- Это ответ.
- То есть ты его убьешь и постараешься уничтожить бомбу?
- А разве есть другие варианты?
- Не знаю. Может, ограничишься лоботомией?
Лицо Сианона исказилось от ярости.
- Твоя ирония неуместна. И не начинай говорить о том, что его надо арестовать и судить. Тетерин с его бомбами является угрозой для всего мирового сообщества. Из-за него уже погибли сотни невинных людей. Подумай о пассажирах "Конкорда". Сейчас счет жертвам может пойти уже не на сотни, а на тысячи.
- На борту "Ту-144" тоже были невинные люди. Убийцу отца Тетерина французское правительство почти наверняка наградило.
- По-твоему, он имеет право на месть? Только кому? Пассажиры "Конкорда" не имели никакого отношения к смерти его отца. Если ты и дальше продолжишь в таком духе, то скоро начнешь петь хвалу терроризму.
- Боже упаси, - отмахнулась я. - Просто я пытаюсь поставить себя на его место.
- Ты не можешь поставить себя на его место. Ты не он и никогда им не будешь. Лучше поставь себя на место людей, которых его бомба убьет.
- Ты совершенно прав, - вздохнула я. - Просто все это как-то грустно.
- А ты ожидала, что это будет весело? Что веселого в смерти? У каждого убийцы есть свои мотивы. Их можно понять, даже можно счесть их резонными, но рано или поздно надо становиться на чью-то сторону. Ты же пытаешься остаться сторонним наблюдателем, понять всех и в результате не делать ничего. Так не получится. Рано или поздно всегда приходится делать выбор.
- Не надо меня агитировать, - поморщилась я. - Я все прекрасно понимаю.
- Рад, что ты все понимаешь.
Сианон посмотрел на часы.
- Пора идти во дворец. Гости уже собираются.
Я дотронулась до его руки:
- Не злись. Я на твоей стороне.
Ляо повернулся ко мне. Выражение его лица смягчилось.
- Я знаю. Извини. Зря я втянул тебя в это.
- Ты тут ни при чем. Я сама себя в это втянула. Черт бы подрал мое проклятое любопытство.
- Именно поэтому я ненавижу женщин, - усмехнулся Сианон. - Они сами не знают, чего хотят.
- И еще писателей детективных романов, - напомнила я. - Меня утешает только то, что, как бы плохо мужчины ни думали о женщинах, женщины думают о них еще хуже.
Руки полицейского скользнули к моим плечам
молниеносно, как при выполнении боевого приема. Мое тело отреагировало автоматически, пытаясь блокировать его движения, но в следующее мгновение горячие губы Ляо уже накрыли мой рот. Он прижимал меня к себе с такой силой, что я не могла пошевелиться.
Испуг от его резкого движения на мгновение сменился изумлением, а потом меня затопила горячая волна эйфорических ощущений, идущих от его губ и отдающихся невыносимым жаром внизу живота. Позабыв обо всем на свете, я до боли целовала Сианона, чувствуя телом напряжение его мышц и железную хватку его пальцев.
Я так и не поняла, сколько времени мы целовались - минуту или целую вечность. Руки полицейского разжались, и мы, тяжело дыша, отодвинулись друг от друга.
- Нам надо идти, - внезапно охрипшим голосом произнес Сианон.
- В самом деле, - согласилась я.
- Я этого не хочу.
- Чего именно?
- Уходить отсюда.
Я вздохнула. Интересно, чего хочу я? В любом случае прием во дворце раджей Карангасема уже не так меня интересовал.
- Но тебя зовет чувство долга, - догадалась я.
- Не издевайся.
- Я не издеваюсь. Предлагаю компромиссный вариант: еще раз поцелуемся и пойдем во дворец.
На этот раз Сианон не спешил. Его поцелуй был долгим и нежным, как лепестки тропических цветов.
- Как ты это делаешь? - изумилась я.
- Что ты имеешь в виду?
- Где ты научился так целоваться?
- У нас на Бали свои секреты.
- Знаешь, мне все больше нравится на Бали.
- Значит, ты на моей стороне?
- Конечно, на твоей, - совсем немного слукавила я.
* * *
Вход во дворец для приглашенных на прием гостей оказался на противоположной от площади стороне, вероятно, для того, чтобы праздничная толпа не мешала прибывающим.
Я много читала о восточной роскоши, но даже отдаленно не представляла, с каким размахом живут потомки балийских раджей. Больше всего их дворец напоминал мне удачно адаптированные к современности сказки "Тысячи и одной ночи". На огромную, как олимпийский стадион, стоянку один за другим подъезжали роскошные автомобили. Традиционные индонезийские наряды мешались с длинными вечерними платьями и строгими мужскими костюмами.
