В конце концов всех рассмешили. Даже Мэри Вахтанговна, у
которой все чаще стало появляться на лице выражение застывшей трагедии,
улыбнулась. «Экое паясничество перед разлукой, – подумала она. – Странно.
Нет, я их не понимаю, но, может быть, так легче?..»
Она еще не успела опомниться после ухода Мити, как вдруг
Савва позвонил и сказал, что уезжает на фронт: назначен главным хирургом
дивизионного, то есть полевого, госпиталя. Даже и глава семьи, даже Борис,
несмотря на свои годы, а ведь ему уже шестьдесят шесть исполнилось, теперь
непосредственно связан с войной, выдвинут снова, как в двадцатые, в прямое
руководство медицинской службой вооруженных сил, получил звание генерал-майора.
Непрерывно на совещаниях и в разъездах, инспектирует медицинское обеспечение
фронтов. Она его почти не видит, никто его почти не видит. Вот и сейчас, обещал
приехать на вокзал проститься с Саввой, однако до сих пор не появился, а поезд
уже может отойти в любую минуту.
Поезд и на самом деле мог отойти в любую минуту, но похоже
было и на то, что он может отойти и через несколько часов, а может быть, и
совсем не отойти. Савва уже гнал своих с вокзала, однако они упорно не уходили,
топтались на перроне, сопротивляясь порывам толпы. И его собственные старенькие
родители, мать с отчимом, чудом уцелевшие осколки прошлого,
филологи-серебряновековцы, если только можно сказать об осколках чего-то
вдребезги разбитого, что они уцелели, и Мэри, и непотопляемый дредноут
градовского семейного уюта Агаша, и Борис IV, мужественный подросток, глядящий
на него чистейшими, явно отцовскими и дедовскими, градовскими глазами,
выражающий всей своей чрезвычайно крепенькой, ладной фигурой могучее
подростковое желание уехать вместе и в то же время строго держащий за руку
младшую сестру Верулю, в чьих глазах закавказская мягкая ночь нашла себе
пристанище, – трогательная, ей-ей, парочка «сирот» при живых, запрятанных
в лагеря родителях, и совершенно уже невозможная, полностью уже в репертуаре
«комической старухи», хотя ведь ей всего тридцать семь, Цилька Розенблюм со
своим чрезвычайно позитивным папашей Наумом – все не уходили, толкались вокруг.
Господи, как Савва их всех любил и как за всех боялся, экое жалкое и
трогательное сборище человеческого рода! Все уже порядком истомились на
перроне, уже не знали, о чем говорить и как выражать свои чувства отъезжающему,
одна лишь Нинка все теребила своего Савку, то увлекала его в сторону, и там со
смехом они шептались, то возвращала обществу и продолжала шутить над «кавалергардом».
Чем дальше, тем больше в ее шутках начинали проскальзывать ниточки отчаяния.
– Ну, идите, разъезжайтесь уж наконец! – взывал
Савва. – Я устал, пойду в купе и лягу. Доступ к телу прекращается!
Никто, однако, не уходил. Мэри Вахтанговна тем более
заявляла, что с минуты на минуту подъедет Борис.
Глава семьи вдруг появился – очень оживленный, в шинели с
генеральскими отворотами, в сопровождении адъютанта. Он шел уверенным, бодрым
шагом, толпа расступалась при виде авторитетной фигуры медицинского генерала.
Мэри Вахтанговна не узнавала своего мужа: с началом войны Борис Никитич
радикальнейшим образом переменился, пропал грустно увядающий, философски
настроенный профессор, появился энергичный, с огоньком в глазах, вечно в
несколько приподнятом настроении деятель обороны.
– Ну, где тут наш военвpач? – возгласил Градов.
– Здравья желаю, ваше высокопревосходительство! –
гаркнул, вытягиваясь, Савва.
Они обнялись, потом отстранились, любовно друг друга
оглядывая.
– На рысях на большие дела! – восхитилась Нина.
Вдруг пробежало вдоль поезда несколько увесистых
красноармейцев, выскочил железнодорожник с перекошенной щекой: «Через пять
минут отправляемся!»
Нина тогда молча бросилась к мужу, обхватила его шею,
влепилась в него всем телом, будто требуя немедленной любви. Все смущенно
полуотвернулись. Разлука подступала.
Строгий юноша Борис IV между тем досадовал: так и не удалось
задать Савве несколько важных вопросов. Смогут ли новые формирования остановить
группу армий «Центр»? Почему бездействуют наши парашютно-десантные части?
Правда ли, что танк Т-34 не знает себе равных в мире и когда, по мнению Саввы,
можно ожидать его развертывания на театре военных действий? И главное, почему
мы так быстро отступаем, отдаем город за городом? Быть может, осуществляется
стратегия сродни кутузовской в 1812 году – заманить захватчика в глубь страны,
растянуть коммуникации, а потом огромным потоком ударить с фланга? На все эти
вопросы лучше всего ответил бы отец, но его нет, «припухает», как говорят
пацаны с трамвайного кольца, в лагерях вместо того, чтобы вести войну. Дядя
Савва, впрочем, тоже вполне серьезный собеседник, с ним не раз они обсуждали
вопросы мировой военной стратегии, однако Нинка – Боря, не отступая от семейной
традиции, называл тетку в уменьшительном ключе – не дает к нему даже
приблизиться.
Вдруг без всяких дальнейших предупреждений, без звонка и без
гудка поезд тронулся. Савва в панике оторвал от себя жену, бросился к вагону,
еле успел в куче комсостава уцепиться за поручни, прыгнул, повис, ноги
поволоклись, хрясь, зацепился за чью-то ногу, подтянулся. Часть комсостава, к
счастью, всосалась, Савва спешил закрепиться на подножке, чтобы хотя бы успеть
оглянуться, еще раз, в последний раз увидеть родные лица, лицо любимой; у него
было сильнейшее ощущение, что именно в этот момент он вкатывает в другой мир,
еще миг – и железная крышка захлопнется над его молодостью... хотя бы поймать
еще несколько бликов... Он обернулся, поезд уже приближался к концу перрона,
кто-то рядом бежал, размахивая руками, в щеку рядом дышали перегаром... вдруг
мелькнуло лицо юнца с горящими глазами, да ведь это же Борька... кого же он
тащит за руку, да, это она... как я тебе благодарен за все... волосы упали на
глаза... каждый миг с тобой буду вспоминать до конца, все, начиная с
серебряноборских мелких, подернутых льдом лужиц... твою холодную ладонь, первое
прикосновение... еще бежит, глаз не видно, горький рот... пятно лица пропадает
и снова мелькает из-за голов... сладостный рот в горькой гримасе... прощай!
– Пошли в купе, – сказал капитан-артиллерист. – У
нас там шесть бутылок водки. Отдохнем напоследок.
* * *
