Оказалось, что первых вызванных не под пули волокли, а в
петлю. Неподалеку от распределительной площадки в свете фар стояла длинная
поперечная виселица. К ней медленно задом подъезжали с откинутыми бортами
грузовики-«студебеккеры». Там, в кузовах, держали жертву смершевцы. Каждой
жертве зачитывали персональный приговор трибунала: «Именем Союза Советских
Социалистических Республик... за совершенные против советского народа преступления...
к смертной казни через повешенье... обжалованию не подлежит...» Один из
смершевцев надевал жертве на шею петлю, после чего грузовик – многоцелевая, в
самом деле, машина – двигался вперед, и жертва обрывалась вниз, чтобы совершить
свой последний танец, сопровождаемый, как утверждают знатоки, сладчайшими
эротическими видениями.
В промежутках между экзекуциями баба-подсобница наливала
палачам спирту из четвертной бутыли. Можно было его развести водой по вкусу или
так жахнуть, прямиком. Все оставшиеся на площадке, и в том числе и тот,
мелькнувший перед Ниной под лучом конвойного фонарика, совсем потеряли
самообладание. Кто-то выл низким голосом, кто-то блевал, валились на колени,
молили палачей: «Пощадите, братцы!»
Вдруг, словно выстрел прямо в ухо, он услышал свое имя:
«Сапунов Дмитрий!» Голова провернулась в бешеной спирали, он зацепился носком
сапога за недовыкорчеванный пенек, упал, обмочился и пролился чудовищным
поносом, однако встал и шагнул навстречу группе деловито шагающих вдоль
площадки палачей. Долетел чей-то начальственный голос, сверяющий список:
«...Решетов, Ровня, Сапунов, Сверчков... Давай, тащи этих, что на ногах, к
оврагу, а тех, что лежат, кончай на месте, блядей! Давай, ребята, шевелитесь, а
то так до утра не управимся!»
И вот его тащат, обмотав веревкой вместе с другими, а если
он падает, по спине или по голове тут же огревают дубовой палкой, и он снова
встает. Он все еще думает, что его тащат к виселице, и хрипит: «Вешайте,
красная сволочь!» – однако его тащат мимо грузовиков, мимо виселиц, в темную
прорву леса, откуда доносится то мерное тюканье, то лихорадочный галоп пальбы.
На его долю не выпало чести специального приговора трибунала, он подпадает под
массовое постановление.
Как же случилось, что Митя Сапунов, присоединившийся в июле
1943 года к советским партизанам соединения «Днепр», вновь оказался в группе
«предателей Родины», на этот раз разоруженной и приговоренной к смерти? В тот
знойный месяц в белорусско-украинских дубравах ему вдруг впервые с начала войны
показалось, что он попал по-настоящему к своим. Нашедшие их ребята больше
походили на казачью вольницу времен гражданки, чем на советскую воинскую часть,
скованную армейской, а также партийно-комсомольской дисциплиной. Картузики
набекрень, расстегнутые до пуза гимнастерочки или пилотские куртки, а главное,
кожаные фрицевские пояса, увешанные подсумками, гранатами, ножами. Шик состоял
в том, чтобы носить пистолеты не сзади, по-советски, на ягодице, а спереди или
на бедре – удобней, дескать, немедленно обнажить огнестрельное оружие.
Соответственно и манеры: никакого чинопочитания, командиров величают Лукич,
Фомич, движения свободные, ловкие, общее настроение разбойничье – «ну, давай,
хуе-мое, воткнем им шершавого и рвать когти!».
Обессилевших Митю и Гошку Круткина в виде двух слабо мычащих
мешков поперек лошадиных спин привезли на главную базу, разбросавшую свои
блиндажи в оврагах посреди непроходимой чащобы. Разведчикам с «фокке-вульфа»
нелегко заметить признаки цивилизации среди густо-зеленых крон, внизу одна лишь
царственная природа, а между тем там, внизу, вослед пролетающей докучливой
«раме», молча до поры, поворачиваются зенитные пулеметы.
Ну, а под кронами дубов и вязов, под тяжелыми юбками вековых
елей сосредоточилось все партизанское хозяйство: и конюшни, и гаражи, и
мастерские, и склады, и землянки с нарами для ребят, и штаб с радиостанцией, и
«хавалка», то есть большая столовая, где «хавали» все от пуза, без всяких норм,
хотя, конечно, иной раз и на зубариках приходилось поиграть, особенно во время
фрицевских карательных операций, когда склады запечатывались, а штаб и все
службы сворачивались и по-быстрому перемещались. Кашеварили, конечно, по ночам,
чтобы не демаскировать себя дымом, значит, и горячую пищу хлопцы по ночам
лопали, ну, что ж, дело привычки. По ночам топили и баню, вот там-то, в парной,
крутым кипятком и прошли санобработку Митя с Гошей. Там-то им и дикие башки под
ноль окатал базовый парикмахер. Лазарь, сокращенно Лазик.
Интересно, что никто в отряде их ни о чем особенно не
спрашивал. Пленные так пленные, чего ж ясней, тиканули от фрицев, и порядок,
влиться хотите в ряды народных мстителей, добро пожаловать! В штабе записали
ф.и.о., год рождения, место постоянного жительства, номер части, из которой в
плен попали, и кранты: никакие их сказки до поры не понадобились. А как
оклемались ребята, их приписали к той самой группе разведки, что их обнаружила.
Выдали с полным доверием по комплекту оружия, в том числе автоматы ППШ с
круглым диском, отечественные. Основной костяк группы был, конечно, экипирован
«шмайссерами», однако командир Гриша Первоглазов сказал, что теперь от них
самих зависит, если хотят фартовенько вооружиться.
Гриша Первоглазов был ростовский, и похоже было на то, что в
городе своем, Ростове-папе, он не принадлежал к самым почтенным семействам. Во
всяком случае, всю свою партизанскую деятельность он, кажется, рассматривал как
одну массированную гоп-стоп забаву.
И в самом деле было весело с Гришей Первоглазовым. Лежишь в
кустах, ждешь; или байки слушаешь про половое прошлое, или кемаришь. Вдруг
Гриша Первоглазов – ох, чутье у парня! – объявляет: «Едут! Внимание! Кто
шмальнет без команды, будет иметь дело со мной!» Появляется конвой: броник со
скорострельной-безоткатной, грузовики с добром, «хорьхи» с охраной. Каски у
фрицев раскалились под августовским солнцем, клюют арийскими носами, не знают,
что «капут» сидит за кустами; в такой идиллии «Огонь!» – кричит Гриша
Первоглазов и для пущего форса подвешивает сигнальную ракету. Дальше – все как
по нотам: броневик натыкается на мину и под жопу получает хлыста из
противотанкового оружия; по «хорьхам», по каскам, по спинам и в грудь
немецко-фашистским захватчикам кинжальным огнем во имя нашей советской родины!
Грузовики врезаются друг в дружку и в придорожные деревья, взрываются гранаты.
Те, кто уцелели из охраны, бегут в кювет, на них из кустов прыгают народные
мстители. Весело! Но вот конвой разгромлен, развеялся дым короткого боя.
Пленных, какие есть, допрашиваем на месте действия. Тут большую помощь
оказывают новички-москвичи, Митя и Гоша. Очень успешно учились в средней школе
ребята, могут по-немецки вопросы задавать.
Дальше самая веселая часть операции – интересуемся
содержимым транспортных средств. Иногда попадаются любопытные предметы.
Например, однажды вытащили из-под фельдфебеля три ящика датской водки
«Аквавит». Во завелись хлопцы! Раскочегарили пару машин, надели фрицевские
мундиры и в Овруч, к блядям, закатились. Любо, братцы, любо! Любо, братцы,
жить! С нашим атаманом (Гришей Первоглазовым!) не приходится тужить!
