При всей этой вольнице в группе сохранялись отличные
товарищеские отношения и авторитет командира. Такая вообще образовалась капелла
– ну просто как в детстве мечталось: вот бы подобрать таких ребят, один за
всех, все за одного, «мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем!..».
«Я тебя, Сапунов Митя, представил к медали „За боевые
заслуги“, – как-то сказал Первоглазов после успешного завершения
спланированной в Москве операции по одномоментному взрыву двух мостов через
Припять. Похохотали, ну, похохотали, как вдруг в декабре сорок третьего, в
пургу, прилетает с Большой земли на тайный аэродром „дуглас“ и из него
выбрасывают мешок с медалями, а среди них и Митины „Заслуги“.
К концу сорок третьего, надо сказать, связь с Большой землей
стала почти регулярной, и однажды прибыл широкоскулый и злобный генерал с целым
штабом прихлебателей. «Лукичей» и «Фомичей» мигом раскассировали по вновь
организованным ротам и взводам. Весь отряд стал именоваться Шестой партизанской
бригадой имени Щорса. Построили специальный блиндаж для особого отдела.
Мутноглазые, криворотые особисты начали «просеивать кадры». Митю и Гошку
несколько раз уже вызывали «для уточнений», всякий раз по отдельности. За
прошедшие месяцы оба основательно подзабыли свою первоначальную легенду и на
первоначальных беседах с майором Лапшовым многое напутали. Оказалось, например,
что из санпропускника они сбежали хоть и вместе, но на расстоянии ста
километров друг от друга, да и по времени вроде бы показания на пару недель
разошлись. Лапшов, как ни странно, к этому не придрался, может, других дел у
него было много о ту пору. Исчез, например, из бригады бравый разведчик Гриша
Первоглазов. Народ интересовался: куда наш герой делся? Отвечали: отозван! Куда
же его отозвали, интересовались отвыкшие от порядка партизаны. Куда надо, туда
и отозвали, был кривогубый ответ. А за тем еще следовал встречный вопрос от
кривогубых: «А вы почему так Первоглазовым интересуетесь?» И тогда уже все
вопросы прекращались.
В январе сорок четвертого фронт по всем признакам
приблизился к партизанской зоне. Восточная часть небосвода стала постоянно
озаряться зимними сполохами. Оттуда слышался все нарастающий гул. Поступил
приказ о передислокации к западу, чтобы продолжать работу в тылу врага,
прерывать его коммуникации, выводить из строя живую силу и технику.
Две недели с тяжелыми боями шли через густо забитую
отступающими немецкими частями местность. Фронт, однако, приближался быстрее,
чем они уходили на запад.
– Похоже, Митяй, что Германия дала трещину, – говорил,
озираясь, Гошка. – Что делать-то будем?
– Как что делать будем? – притворялся непонимающим
Митя. – Воевать будем вместе с нашими.
– «С на-а-шими», – передразнивал Гошка. – Ты что,
не понимаешь, что дело пахнет керосином? Надо когти рвать из отряда!
– Да куда же когти-то рвать? – цепенея от дурного
керосинового запаха, бормотал Митя.
– Черт его знает, – шептал, шныряя глазами, друг
ситный.
За одно только это шныряние глазами его могли поволочь в
СМЕРШ.
– Может, к украинцам подадимся?
Ходили слухи, что в западных областях формируются украинские
силы, которые собираются биться на два фронта: и с немцами, и с русскими.
– Только на хуя мы им нужны, украинцам?
В один прекрасный вечер на построении запах керосина
смешался с густым кремовым ароматом духов «Красная Москва». Перед строем
партизан вместе с генералом Рудняком и его особистами появилась статная девка в
капитанских погонах, не кто иная, как библиотекарша Лариса, ну, та. Ну, вот
именно та, с которой Митя Сапунов воспарял в аргентинской страсти и которую
потом шакалы из команды «Заря» «под хор» пропускали.
Увидев ее, Митя и Гошка стали сползать. Значит, верно тогда
болтали, что большевистская шпионка. В общем, вот что оказалось: та, первая,
Лариса еще под доваторскими казачками погибла, а на ее место прислали вот эту
Ларису, далеко не девушку, а опытную чекистку. Явившись же в партизанский
отряд, выявилась она совсем и не Ларисой, а капитаном Ватниковой Эльзой
Федоровной и, что интересно, значительно старше своего летнего возраста.
Сначала она не замечала ни Митю, ни Гошку, видно, дел было
слишком много. Партизан, теперь по алфавиту, продолжали вызывать к особистам, и
не все возвращались в строй. До Круткина и Сапунова еще очередь не дошла, и они
старались скрыться от глаз капитана Ватниковой среди трехтысячной массы. Начали
даже бороды запускать, одновременно отчаянно думали, куда тикать, что делать.
Возникла даже идея пригласить капитана Ватникову на свиданку в лес, и вдруг
однажды на построении она этак запросто приблизилась к ним и, даже не
вглядываясь, сказала с отвращением:
– Ну, хватит ваньку валять, власовская сволочь! Оружие
положить! Следовать за мной!
И тут же обоих взяли под микитки, поволокли в страшную часть
оврага. Чека и в лесу умудрилась устроить свою Лубянку. Здесь их разъединили и
начали поодиночке лупить, выколачивать чекистскую правду. Потом бросили в яму,
где еще дюжины две подследственных ворочались.
На следующий день Митю приволокли в избу лесника на допрос
лично к капитану Ватниковой Эльзе Федоровне. Когда они остались одни, бывшая
библиотекарша Лариса вытащила из кобуры пистолет и засунула его себе за пояс.
Вот последний шанс, подумал Митя. Оглушить оторву, забрать пистолет,
попробовать к украинцам прорваться. Сил, однако, после вчерашней разминки не
было даже поднять башку, не то что руки.
Эльза, глядя на него в упор, вдруг вынула помаду и густо,
по-цирковому, намазала себе губы. Потом подошла, прижала грудями и животом к
бревенчатой стенке, руку запустила в штаны, свирепо ухватила главную жилу. Митя
затуманился, поехал вбок. Она расхохоталась, вытерла руку о подол.
– Встать, говно! Встать не можешь?! Небось на чувства
рассчитывал, ублюдок? Ха-ха, у меня тут ебарей хватает! – Открыла дверь,
позвала вежливым, партийным голосом: – Заходите, товарищи!
Вошли два заплечных дел мастера. Опять начался «разговор по
существу». Митя признался, что был во вспомогательных русских частях вермахта.
Насильно забрали. Всегда ненавидел захватчиков. Мечтал о побеге. Убежали вместе
с Круткиным, как только случай представился. «Врешь, скотина! – кричали
особисты. – Давай, все рассказывай, а то мы сейчас из тебя ремней
нарежем!» Они явно не знали, какие еще можно получить сведения от юнца
Сапунова, просто хотели чего-нибудь еще. Митя, хоть и едва уже шевелил мозгами
после бесконечных ударов по голове, все-таки умудрялся хитрить, рассказывал
только то, что могло быть известно библиотекарше Ларисе, об остальном же давал
смутную картину.
