— А Смердяев тоже здесь? — спросил слегка
заторможенный Алик Грибовский, будущая звезда.
— Смердяев торчит у главного входа в студию, о тебе и о
Цуке он ничего не знает. Репетировал Сирано де Бержерака. Младенец. Кстати, чем
ты-то собираешься ее поразить?
— Страстью, — робко ответил Алик. — Неземной.
— Хорошо, и не бойся переборщить. Будь напористым, она
уважает тех, кто не сдается. Миша Цук тоже в курсе, так что не упусти свой
шанс.
Между тем Агния Матвеева стояла все на том же месте и
пыталась крохотным носовым платком отчистить себя от грязи, завывая на весь
квартал.
А Инга преследовала незнакомца. Он шел быстро, чуть наклонив
голову, и все теснее прижимался к стенам домов. Расстояние между ними
стремительно уменьшалось, и Инга думала, что вот-вот поравняется с ним. В этот
момент он резко свернул ко входу в переулок и оглянулся назад. Фонарь выплеснул
на него ведерко грязного электрического света, и Инга застыла как вкопанная.
Это был Гладышевский, точно. Его губы, лоб, широкие ноздри,
взгляд исподлобья… Он сделал несколько шагов и исчез за углом. Некоторое время
Инга стояла неподвижно, пытаясь обуздать изумление. Может быть, броситься за
актером, схватить его за рукав, заставить заговорить? Однако она не бросилась,
а на цыпочках двинулась в том же самом направлении. Интересно, куда он?
Странный какой-то переулок — полутемный, неуютный, в таком может случиться все
что угодно.
Инга поглядела на часы — ровно восемь. Она сделала глубокий
вдох и решительно завернула за угол. Стены старых домов были глухими и казались
облитыми густой шоколадной глазурью. Из этой глазури неожиданно вылепился
молодой человек с широкими плечами и большой лобастой головой. Подошел,
остановился и поглядел на Ингу в упор. Глаза у него оказались лютыми.
— Тебя я ждал всю жизнь! — неожиданно заявил он с
невероятной страстностью. — Душа моя трепещет.
Инга отпрыгнула от него, как собака от ежа, и крикнула:
— Что это вы?!
— Страсть, словно океан, меня накрыла, — продолжал
Алик Грибовский, втайне смущенный столь бурной реакцией режиссерши.
— Что вам надо?!
— Позволь тебя в объятьях сжать…
— Ничего я вам не позволю! — выкрикнула Инга,
пятясь.
— Прильнуть к устам, — гнул свое Алик.
Вспомнив, что ему следует быть нахрапистым, он схватил ее за
руку и одним резким движением притянул к себе. Агния показалась ему слишком молодой
для своих пятидесяти с гаком. Глаза у нее были круглыми, словно шарики для
пинг-понга. С таким выражением лица трепетные женщины обычно смотрят на крыс.
— Блаженство райское, — уже менее уверенно добавил
он.
— Пустите меня! — с надрывом сказала предполагаемая
Агния и сделала вращательное движение туловищем.
— Отдай мне все! О, все, чем ты владеешь! —
взмолился Алик, отчетливо сознавая, что место звезды пролетает мимо. И стиснул
жертву так, что где-то там, внутри плаща, хрупнули косточки.
— Не отдам, — сказала Инга и совершенно неожиданно
для Алика завопила во все горло:
— Помоги-и-ите!!!
Тут же в переулок вбежал коренастый мужчина с зонтом-тростью
наперевес. Бросившись к Алику, он изо всех сил шарахнул его этой тростью по
спине. Злодей немедленно разжал руки.
— Боже мой! — воскликнула Инга, стараясь
справиться с подступившими рыданиями. — Вы — настоящий мужчина! Спаситель!
Не обратив на нее никакого внимания, настоящий мужчина
закричал:
— Нашел время целоваться, болван! Оставь свою бабу,
Агния идет. Ее чуть не убило какой-то вывеской, поэтому она опаздывает и сильно
не в духе. Соберись немедленно! А вы, дамочка, — обратился он к
ошеломленной Инге, — немедленно идите к черту! Давайте, давайте, к черту!
Инга пискнула и вприпрыжку бросилась прочь, в глубину
переулка. Поворот — и ее взору открылось высокое здание, подавлявшее своей
мощью. Все его десять этажей были хорошо освещены, и Инга рванулась на этот
свет.
И тут из-за мусорных баков прямо на нее выскочил Миша Цук.
На нем была атласная желтая куртка, а в руке он держал бубен.
— Ал! — сказал Миша и улыбнулся во весь
рот. — Что, не ждали?
— Не ждала, — согласилась Инга, присев от страха.
«Останусь жива — никогда больше не стану ходить в темноте по
незнакомым переулкам», — торопливо дала она себе клятву.
— Све-ет озари-ил мою-у больную душу-у, — во весь
голос завыл Миша и сильно ударил в бубен. — Не-ет, твой покой я страстью
не нарущу-у!
— Извините, — сказала Инга чрезвычайно
вежливо. — Разрешите пройти?
— Бре-ед! — не обращая на нее никакого внимания,
продолжал выть Миша, шарахая по бубну ладонью. — Полночный бре-ед терзает
сердце мне опя-а-ать! И тут за спиной Инги кто-то громко сказал:
— Цук!
Певец замер на скаку и в изумлении повернул голову. Инга
тоже обернулась. У нее за спиной стоял все тот же мужчина с зонтом-тростью,
вытянув вперед одну руку.
— Цук! — снова сказал он и сделал какое-то
витиеватое движение свободной кистью.
Певец стукнул себя бубном по голове и быстро убежал туда,
откуда пришел, — за мусорные баки. Инга обернулась еще раз и увидела, что
мужчины с тростью уже нет. «Что это такое — цук? — подумала она. —
Какое-нибудь заклинание? Действующее на психов самым радикальным образом?»
Дальше она пошла прогулочным шагом. На лице ее цвела улыбка,
показывающая, что удивить ее уже ничто не сможет. И напугать тоже. До
освещенного здания оказалось рукой подать. Она даже видела охранника за
стеклянной дверью главного входа. Но прежде ей предстояло миновать небольшой
домик и подъезд под цветным козырьком, возле которого переминался с ноги на
ногу долговязый юноша в куцем пальтишке. Заметив Ингу, он немедленно завел
глаза и продекламировал:
Луна, луна, всегда меня чаруя, Была близка, была понятна
мне!
Инга остановилась и, вытянув вперед руку, как только что делал
это мужчина с зонтом, громко сказала:
— Цук!
Юноша на секунду прекратил декламацию, потом с опаской
добавил:
— Я верю, что мой рай найду я на луне…
Инга сосредоточилась и уже двумя руками сделала пас в его
сторону:
— Цук!
Юноша попятился, как будто был нечистью, которой показали
крест, и, допятившись до двери подъезда, ударился в нее спиной. Тотчас же в
переулке раздались какие-то голоса, визг, пение, снова визг, и на освещенное
место выкатилась Агния Матвеева.
— А, здесь тоже засада! — завопила она, не
замедляя шага. — Надоели! Кретины! И еще баба почему-то. Мне бабы не
нужны! — Она подбежала к Инге и, приблизив к ней лицо, зловредным тоном
повторила:
