Тут Инга бросилась ему на грудь и расплакалась.
— Отлично, — пробормотал Стас. — Влюбленные
голубки снова вместе, и я могу идти и допивать свой коктейль.
Когда дверь за ним захлопнулось, Инга отстранилась от своего
будущего мужа и виновато забормотала:
— Мне нужно в душ. Извини, что разбудила…
У тебя такая сложная работа… Тебе нужно быть бодрым утром…
— Инга, перестань, — он поднял руки вверх, будто
сдаваясь. — Хотя я и в самом деле должен немного поспать. А утром мы все
обсудим. И обязательно пойдем в милицию. Обязательно. Надо что-то решать с этим
душителем.
— Извини меня, — сказала Инга и потянулась к нему.
Он поцеловал ее в лоб и пошлепал в спальню.
— Носки сними! — крикнула она ему в спину, и он
досадливо пошевелил лопатками.
В ванной комнате Инга быстро стянула с себя одежду, включила
воду и взяла заколку с полки, чтобы подобрать волосы. Заколка выскользнула у
нее из пальцев и с приятным нежным звоном улетела неизвестно куда.
— О нет! — простонала Инга и, встав на
четвереньки, заглянула под ванну. Да так и осталась стоять.
Нет, Нади там не было. Зато стояли три низких круглых
подсвечника с ароматическими свечами.
Она протянула руку и выгребла их оттуда. Свечи уже зажигали,
и вокруг скрюченных фитильков темнели аккуратные лунки. Она машинально поднесла
одну свечу к лицу и понюхала. Ваниль. Любимый запах гадкой Нади.
Инга поднялась на ноги и поглядела на себя в зеркало. Где-то
она слышала, что ревность — это темная сторона любви. Ничего особенно темного
она в себе не заметила. И вообще. Чувство, которое ее охватило, больше
напоминало оскорбленное достоинство, Григорьев обещал; на ней жениться, а сам…
Это не по-джентльменски.
Неужели Надя действительно окопалась здесь?!
Нет, не может быть.
Инга заставила себя не суетиться, приняла душ и только после
этого пришла в спальню. Григорьев лежал на боку. Значит, еще не уснул. Когда он
засыпал, то переворачивался на спину.
— Я нашла под ванной ароматические свечи.
Ее без пяти минут муж открыл глаза и моргнул.
И ошалело спросил:
— Чего?
— Ароматические свечи. На полу под ванной.
Их жгли. Это было романтическое свидание?
— Ну, ты даешь! — восхитился Григорьев и сел в
постели. — Что это тебе такое пришло в голову?
Разве ты не знаешь, что у нас рядом идет строительство и без
конца отключают свет? Вот я и купил несколько свечей на всякий случай. И даже
ими пользовался.
— Но они ванильные.
— Мне нравится, что их продают в стаканчиках, —
добродушно пояснил он. — В последний раз я пользовался ими, когда делал
наброски и отключили свет, а потом просто не придумал, куда их деть. Хотел
поставить в шкафчик с банными принадлежностями, но тут зазвонил телефон, и я
просто задвинул их ногой под ванну. Перестань сходить с ума и ложись.
Он похлопал ладонью рядом с собой. На одеяле был самый
обычный пододеяльник — белый в розовый цветочек. Никакого черного шелка.
— Прости, — растрогалась Инга. — Сейчас
приду, только стакан воды выпью;
Она отправилась на кухню, держа свечи в руках.
В этот момент какой-то странный звук вторгся в тишину
квартиры. Скрежещущий. Царапающий.
Непонятный. Инга замерла, словно суслик возле норки, и
расширила глаза. Звук доносился из коридора. Сначала она хотела было окликнуть
Григорьева, но в последний момент раздумала, прокралась к входной двери и
заглянула в глазок.
На лестничной площадке стоял Валерий Верлецкий, одетый в
спортивный костюм и кроссовки. Физиономия у него была такая решительная и
одновременно зверская, точно он дал себе слово кого-нибудь прикончить.
Инга открыла дверь и первым делом приложила палец к губам.
— Что? — шепотом спросила она, не приглашая его
войти.
— Вы ушли, — сказал Верлецкий тоже шепотом, не
меняя выражения лица, — и тут только я понял, что вы пытались мне
втолковать.
— Что? — снова повторила она;
— Вас душили! — Он приставил указательный Палец к
ее носу.
— Ну да.
— Покажите шею.
— Она на месте, — ответила Инга и поглубже
запахнула халат. — Чего ее показывать? Удушение провалилось. Кроме того,
какое вам дело?
— Я врач, — с приглушенной гордостью заявил
Верлецкий. — И должен был сразу вас осмотреть.
И уж потом реагировать.., на все остальное. Покажите шею,
иначе я не уйду.
— А где Вероника? Съехала?
— Легла спать. Мы помирились.
Инга распахнула дверь и прошипела:
— Входите. Только не топайте, ради всего святого.
Верлецкий осторожно переступил порог. На врача он был похож
меньше всего. Врачи, в представлении Инги, должны быть усталые, с печальными
глазами, с интеллигентской сутулой спиной и, конечно, в очках, как Антон
Павлович Чехов. А у этого на морде было написано удовольствие от жизни и
неистребимое здоровье. Впечатляющий разворот плеч и руки, как у каратиста. Он
схватил ее этими руками за плечи и велел:
— Показывайте.
Она взялась за воротник и слегка приспустила халат. Вся ее
грудь в районе ключиц была исполосована кошачьими когтями. После душа царапины
вздулись.
— Аладдин, скотина, — помрачнел Верлецкий. —
Ну, я ему покажу лазить в шапки!
Потом он осторожно взял Ингу двумя руками за шею и начал
ощупывать. Наклонился пониже, и тут в коридоре появился Григорьев в своих
потрясающих «семейных» трусах.
— А! — коротко и страшно крикнул он и побледнел
так, словно в него плеснули белилами.
Однако остался стоять на месте, хотя Инга была уверена, что
Борис кинется на Верлецкого с кулаками. У нее уже был случай убедиться, что
Борис совершенно не умеет справляться с ревностью. А может, он вовсе не
ревнует? Просто задето его чувство собственника? И именно оно заставляет его
сражаться за свою женщину?
— Борис, успокойся! — взволновалась Инга,
подтягивая халат к самому горлу. — Это просто врачебный осмотр.
Григорьев испепелил Верлецкого взглядом. Тот стоял спокойно,
спрятав руки за спину, и одна бровь у него была выше другой. Тогда без пяти
минут муж нечеловеческим усилием воли взял себя в руки и процедил сквозь зубы:
— А другого времени и места для осмотра не нашлось?
— Вы в курсе, что ее душили? — строго спросил
Верлецкий. — Вы что же, полагаете, это шуточки?
